Сад Рамы - [23]

Подобные цветам после дождя.

Сегодня ты придешь ко мне, любимый,

Придешь мой новый, чтоб меня увидеть.

Но какой ты хочешь лицезреть меня?

Приличны книгам бледные пастели,

Густая зелень вместе с синевою

Пророчат дружбу. Может быть,

Невестой я в них покажусь тебе.

Но если плоти зов ведет тебя, любимый,

Я облачусь в багрец и траур

И начерню глаза, как подобает шлюхе.

А вот прежде, бывало, во сне.

Принц скакал ко мне на коне

И спасал и вез далеко,

И тогда мне было легко.

Не вернется он. Ну а ты

Даже не подаришь цветы…

Маска девки ранит меня

Нестерпимей день ото дня.

И рука твоя… и сплетение тел

Унижают — как ты и хотел.

9

14 декабря 2205 года

Наверное, я должна праздновать, только это пиррова победа. Я беременна от Майкла. Но какой ценой! Ричард по-прежнему не подает о себе вестей, и опасаюсь, что восстановила против себя еще и Майкла.

Мы с ним порознь приняли на себя всю ответственность за исчезновение Ричарда. С собственной виной я управляюсь, по возможности стараясь обо всем забыть, исполняя обязанности матери. Майкл же на исчезновение Ричарда и собственную вину отвечал глубоким раскаянием. Он каждый день не менее двух раз читает Библию, молится перед едой и после и часто уклоняется от семейных дел, чтобы «пообщаться» с Богом. «Искупление грехов» — одно из самых главных понятий его словаря.

Своим возрожденным христианским рвением он увлек и Симону. Мои робкие возражения остаются без внимания. Симоне нравится слушать об Иисусе, хотя, конечно, она не в силах понять всей глубины повествования. В особенности Симона заворожена чудесами. Как и все дети, она не знает сомнений. И никогда не спрашивает, как именно ходил Иисус по волнам и превращал воду в вино.

Должно быть, я несправедлива. Наверное, я ревную к связи, соединившей Симону и Майкла. Мне, матери, радоваться бы их согласию. Во всяком случае, оба они не одиноки. Нам же с бедняжкой Кэти никак не удается достичь столь полного взаимопонимания.

Частично это объясняется тем, что мы с Кэти крайне упрямы. Ей еще только два с половиной года, но она уже стремится распоряжаться собственной жизнью. Возьмем что-нибудь простое, вроде распорядка дня. С первых же дней, проведенных нами на Раме, я намечала для каждого повседневные дела. И никто не возражал, даже Ричард. Майкл с Симоной всегда принимают мои пожелания без возражений — во всяком случае, если у них есть свободное время.

Но с Кэти все обстоит иначе. Если я намечу прогулку по Нью-Йорку, а потом урок азбуки, она тут же требует, чтобы все было исполнено в обратном порядке. Если я запланировала на сегодня курицу, она согласится лишь на свинину или говядину. Каждое утро у нас начинается со споров о распорядке дня. И если ей приходится что-нибудь не по вкусу, Кэти немедленно надувается или принимается хныкать и звать папочку. Мне так больно, когда она зовет Ричарда.

Майкл говорит, что мне следовало бы снисходительнее относится к ее желаниям. Он утверждает, что это просто стадия роста. И когда я указываю, что ни с Женевьевой, ни с Симоной ничего подобного не было, он только улыбается и пожимает плечами.

Мы с Майклом не всегда соглашаемся в вопросах воспитания, даже успели несколько раз переговорить относительно нашей семейной жизни в этих странных обстоятельствах. К концу одной из бесед в легком раздражении от слов Майкла, утверждавшего, что я «слишком строга» с девочками, я решила поднять религиозную тему. Я спросила Майкла, зачем ему так важно, чтобы Симона знала каждое событие жизни Иисуса.

— Нужно же передать кому-то традицию, — уклончиво ответил он.

— Значит, ты полагаешь, что традицию нужно передавать, что мы не будем вечно странствовать в космосе и не умрем один за другим в жутком одиночестве?

— Я полагаю, что Господь каждому наметил его судьбу.

— А для нас что Он наметил? — спросила я.

— Не знаю, — отозвался Майкл. — Как не знают свою судьбу и миллиарды людей, оставшихся на Земле. Мы живем, чтобы познать Его намерения.

Я покачала головой, и Майкл продолжил:

— Видишь ли, Николь, нам проще это узнать. Нам не на что отвлекаться. Просто нет возможности удалиться от Господа. Поэтому я простить себе не могу прежних увлечений кулинарией и историей искусств. Находясь на Раме, человек, пожалуй, едва ли должен обращаться к другим вопросам, кроме молитвы и веры.

Признаюсь, такая уверенность временами раздражает меня. Я считаю, что к нашему нынешнему положению жизнь Иисуса Христа имеет не больше отношения, чем жизнь гунна Аттилы… да любого человека, рожденного на планете, оставшейся уже в двух световых годах за нами. Мы перестали быть частью рода человеческого. И либо умрем, либо породим новый вид. Но ведь Иисус умер на кресте и за наши грехи… за прегрешения людей, которым не суждено более увидеть Землю.

Если бы Майкл не был католиком, которому заповедано размножаться, я не смогла бы убедить его зачать ребенка. У него найдется сотня причин, почему этого нельзя делать. Но в конце концов — быть может, потому, что своими попытками я мешала его вечернему молитвенному уединению, — Майкл согласился, впрочем, предупредив меня, что «скорее всего у нас ничего не получится» и что он «заранее снимает с себя всю ответственность за мое разочарование».