Сад Поммера - [70]

Запрет на порубку деревьев остается. Поммер может только нарубить на школьном участке хворосту для основы стогов и для мочила. Солому и сено продавать нельзя.

Поммер терпеливо ждет, когда все запишут.

На этом заканчивается его учительская жизнь! Как это просто происходит. Волостные мужи, промозглый апрельский день за окном, свинцовые облака, того гляди, повалит снег; острый запах табака и черные чернила.

Он может жить в бане и тогда, когда заново избранный учитель захочет заполучить баню себе.

Когда подсчитывают все суммы, которые Поммер должен получить от волости: старый долг, деньги на строительство и так далее, — выясняется, что аренда на предстоящий год уплачена и остается еще у волости сумма в уплату на второй год, если Поммер захочет в следующий юрьев день продлить договор на аренду.

Итак, Поммер свободен от школьных дел. Неотвратимо возникают просчеты, пробелы.

Теперь его заботам остается только сын.

Да, сын действительно остается. Но когда Поммер задумывается о нем, им овладевает страх, который постепенно все усиливается. Ведь хворает и он, как расщепленная ветром ель, лишь Карл еще и привязывает его к жизни. Только бы он немножко поправился!

Не сдирайте с деревьев заболони; что вы скажете, если с вас самих станут спускать шкуру! Дереву тоже больно, хотя оно и не может говорить. В дереве, как и во всяком живом существе, теплится жизнь, запомните это навечно!

Поммеру вспоминается, как он учил детей в классной комнате.

Постройка школьного дома идет полным ходом. Зимою Патсманн дал объявление в тартуских газетах и нанял наконец мастеров. Кирпич и прочий материал он тоже велел привезти, пока еще держалась санная дорога. Целая орава удалых, гомонящих строителей прибыла на место. К таким людям в этих краях не привыкли и вообще-то не привыкнут никогда, тут и там на хуторах ими пугают детей, когда те не хотят ложиться спать. На ночь приезжие располагаются в трактире, где теперь пустует много места.

Порою вечером, когда мастеровые уходят и только доносящиеся от трактира звуки гармоники говорят об их присутствии, Поммер смотрит на красную стену, которая все больше заполняет пустоту на дворе, возникшую после пожара. Кирпичи, положенные им, остаются в стене нового школьного дома, только он один различает еще, где его ряды, а где уложенные чужими мастерами. Сколько бы ни потребовалось времени на стройку, но придут дети, начнутся уроки; его кирпичи в стене, считая от фундамента, с третьего ряда, они местами в шестом, местами в седьмом ряду, но этого никто не знает. Со временем забудутся строители — бородачи с гармошкой, забудется и он, Яан Поммер, новые поколения вырастут, как трава. Время идет, но по-прежнему будут учить в классе слову божьему и таблице умножения, как и прежде с трудом будут усваивать дети шипящие русские согласные, будут краснеть от натуги, вытягивать губы в трубочку.

Но он уже не даст в новом доме ни одного урока. Ни он, ни его сын, и это хуже всего, это подавляет.

Не отрезайте у птиц крыльев, не разоряйте их гнезд, это большое преступление, потому что птица, как и человек, с великим трудом и в поте лица своего строила гнездо.

Не бейте без нужды лошадь, когда станете большими!..

Будут ли говорить им это новые учителя? Он говорил…

Эта весна холодна и дождлива. Небо скупо на обещания тепла и солнца. Крестьяне, вздыхая, ищут приметы погоды, ожиданье делает их хмурыми и беспокойными. Но у Поммера этой весной времени много. Он не припомнит такой ленивой, вялой весны. Между садом, полем и животными выросла невидимая стена, это черными чернилами проведенная черта — арендатор!

В сарае, когда он налаживает плуг, у него опускаются руки, он горбится, взгляд его долго и бездумно задерживается на полене, на щели в стене, которую со свистом продувает холодный влажный ветер. К горлу подкатывает горький ком, в сердце колет. Чего ради ему трудиться, к чему стремиться, если корни обрублены?

Болезнь еще сильна, ее не переломишь. И где же Карл схватил эту грудную хворь, не было ее ни в его, Поммера, родне, ни в роду Кристины. Правда, никто из них не обладал железным здоровьем, это верно, иначе и его не определили бы за три рубля учиться к кистеру, но грудная хворь все же к нему не пристала.

Отчизна — тому виной! Покуда мальчишка говорил разумные речи и разумно поступал, не было с ним никакой беды, но едва он услышал в городе в семинарии от товарищей об отчизне, здоровье сразу же пошло на убыль. Заботы об отчизне свели до времени в могилу и Якобсона, и Койдулу, и Веске. Хорошо читать об отчизне в газете или в книге, но стоит тебе протянуть ей палец, она схватит тебя за руку и в конце концов заберет всего. А что получил Карл от отчизны? Душевную боль и сухой кашель, который заставляет его содрогаться и зябнуть в постели. И какое дело отчизне до того что молодой, почти что испеченный учитель чахнет от грудной хвори? Никакого ей дела нет до этого!

Страшный гнев вызывает в Поммере отчизна, которая столь неблагодарна, что отнимает у него все, что еще осталось. Карл — его последняя надежда, солнечный луч, основа веры! А понимает ли это отчизна… На кой же черт он правит и чинит плуг? Все делалось в надежде и вере. Приметы указывали, правда, что его самого призовет небесная сила, но…