Сад огней - [7]

Он встретил Вебера в коридоре — Вебер почти бежал навстречу, держа в вытянутой руке несколько фотографий.

— Вот посмотри, — возбужденно заговорил он, — посмотри, это совсем новое, это не то, что я спрашивал, но они никогда раньше…

Забавно, подумал Лепешев, разглядывая фотографии, только успел родить гипотезу, и сразу — подтверждение. Всегда бы так…

— Все правильно, Эрни, — сказал он вслух. — Так и должно было оказаться.

— Что именно? — спросил Вебер.

— Все. Это аллергия, понимаешь? У планеты аллергия на технику.

— У них же есть техника, — с ходу возразил Вебер.

— Ну, Эрни, какая же это техника?

Они посмотрели друг на друга, потом Вебер медленно проговорил:

— Вторая природа у них уничтожила первую и принялась за людей, а люди, значит, вымирать не захотели и создали третью… Ну да, Организм. Меня все время тянуло сравнить Эгле с организмом — в прямом смысле. Сами эглеанцы — мозг, а все остальное — тело… Как же я сам не догадался! Они создали новую биосферу, очень сложный организм — специально для себя, по своей мерке. И не только биосферу, видимо вообще все переделали. И чтобы не иметь лишних хлопот, организм этот сделали полностью саморегулирующимся — да и как иначе? Естественно, снабдили его и иммунной системой, для борьбы с останками второй природы. Так что вполне понятно, откуда эта аллергия. И понятно, чти эглеанцы не могут и не смогут ничего с ней поделать…

Лепешев вернул ему фотографии: заводы с дымящими трубами, темные, тесные и грязные городские улицы, реки, превращенные в помойки, погибшие леса, обширные, до горизонта свалки…

— Как ты думаешь, — спросил, — сами они понимают, что произошло?

— А даже если и понимают? — вздохнул Вебер. — Можно укладывать чемоданы. По радио мы ни о чем новом уже не договоримся — выдохлись, твоя версия займет место в ряду прочих, и останется одна надежда на Андроникаса, а вот получится ли у него что-нибудь — это из области ворожбы… Закроют контакт — и все. Станцию законсервируют или уберут совсем, все разбредутся, и рванем мы с тобой на Нигрис, заниматься Предтечами. Хочешь заниматься Предтечами?

— Предтечами — это интересно, — сказал Лепешев. — Эрни, старик, а не стыдно нам будет вот так — сматывать удочки?

— Мне уже стыдно, — сказал Вебер. — Еще как стыдно. А что?

— Да как тебе сказать… Есть одна мысль.

— Выкладывай.

— Подожди, дай додумать… С твоей точки зрения, много ли дал бы территориальный контакт?

— Много. Думаю, много больше, чем мы можем себе представить. Сам знаешь, я с Григорием во многом расходился, но тут он был прав: надо все увидеть вблизи, пощупать руками, повариться там в самой гуще — вот тогда можно понять, и договориться, и поработать вместе, и найти общие цели. А эти языковые сложности… Во всяком случае, Гришка бы смог разобраться. И ты бы смог. Да и я бы, наверное, смог тоже…

— Ясно, — сказал Лепешев. — Что ж, будем считать, что твое мнение было решающим.

— Не понял, — сказал Вебер.

— Аллергия к технике, — сказал Лепешев. — Не к людям.

— Ну и что?

— Парашют.

Вебер, присвистнув, выразительно покрутил пальцем у виска.

— Почему? — удивился Лепешев. — Вполне логично.

— Ну, знаешь, — вздохнул Вебер. — Никогда бы не подумал, что ты такой легкомысленный.

— Ты говоришь совсем как моя бабушка. «Ах, какой ты легкомысленный!» — передразнил его Лепешев. — Даже интонация та же.

— Нет, в самом деле, додумался… Ты бы еще по веревочке захотел спуститься. А как обратно? По бобовому стебельку? Как Мюнхгаузен?

— Думаю, для эглеанцев такой стебелек — не проблема. Эрни, дружище, мы с тобой одним выстрелом угрохаем всех зайцев в округе. Подтвердим теорию аллергии — раз. Установим территориальный контакт — два, не дадим свернуть экспедицию, и это, по-моему, самое главное сейчас. Хотя нет, все главное.

— Говоришь, подтвердим… А вдруг нет?

— Ты же в курсе моих обстоятельств. Не так уж многим я рискую.

— Всего лишь жизнью, — фыркнул Вебер.

— Моя жизнь — что хочу, то и делаю, — возразил Лепешев.

— Нет, — решительно сказал Вебер. — Хватит мне покойников на этой планете. Не пущу.

— Эрни, — проникновенно сказал Лепешев, — ты себе не представляешь, какие у меня полномочия. Я сам не знал, что такие бывают. Понимаешь, я имею право принимать на месте любые решения и любыми средствами настаивать на их выполнении. У меня даже где-то пистолет есть. Хочешь, поищу?

— Иди ты со своим пистолетом… шантажист. У меня, кстати, тоже есть. Вот как устроим на станции пальбу… Знаешь что, давай вместе, а? У меня этих парашютов…

— Нет, — сказал Лепешев, — я первый придумал, я первый и пойду. Тут уж, брат, приоритет мой.

— Может быть, как-нибудь по-другому? — сказал Вебер просительно. Боюсь я за тебя, Женька.

— Эрни, старик, ты знаешь, до чего я не люблю говорить красивые слова, — сказал Лепешев. — Но тут иначе не получится… Понимаешь, я всю жизнь мечтал об этом мире. Грезил им. Видел его во сне. С самого детства, честное слово. Понимаешь, я так хотел рисовать, а у меня никогда не получалось… Он весь остался во мне, этот мой мир. И вдруг оказалось, что он есть и наяву… Я очень хочу туда попасть. Никогда в жизни я не хотел ничего так, как этого.