Сад нашей памяти - [6]

– Просто приняла душ.

Сьерра поставила перед Либби чашку кофе. Затем выложила ей на голубую тарелку яичницу и вместе с вилкой подала на стол. Кроме яичницы, на тарелке была клубника, нарезанная тонкими ломтиками и разложенная веером.

Либби положила в рот кусок яичницы, ощущая, сколь необходимым для нее оказался этот небольшой вброс белка.

– Благослови тебя господь…

Сьерра наполнила себе большую оранжевую кружку с логотипом Политехнического университета Вирджинии.

– Ты там обитаешь, точно призрак. Постоянно появляешься – но не оставляешь за собой следов.

– Просто там я чувствую себя не в своей тарелке, – отозвалась Либби. – Я уже столько лет не жила там.

– Но теперь-то ты там живешь.

Либби отхлебнула горячего кофе, наслаждаясь этим глотком живительной энергии.

– Не совсем. Я тут лишь временно, в гостях.

Когда отец в прошлом году заболел, он всерьез озаботился тем, чтобы расчистить дом, разобрать и выбросить весь хлам, накопившийся в течение жизни. Стены изнутри были перекрашены в бледно-серый цвет с ярко-белой отделкой. Он не стал замахиваться на какие-то более серьезные проекты – вроде ремонта кухни или ванных комнат, – без сомнения, считая, что новый владелец переделает все это под себя.

Отец оставил ей этакую оголенную, освобожденную от всего лишнего, версию жилища, что хоть сейчас могло быть выставлено на рынке недвижимости. Он хотел, чтобы Либби продала дом, забрала деньги и нашла себе какое-то новое место для дальнейшей жизни. Либби обещала, что подумает об этом, чем она, собственно, и занималась до сих пор.

– Боишься пустить корни, – укоризненно покачала головой Сьерра.

– Я уже пыталась пустить, помнишь? Как-то не глубоко они у меня уходят.

– Могли бы, если бы ты не слишком с ними нянчилась.

Либби изогнула бровь дугой:

– Ты сама приткнулась у родителей в каморке над гаражом, Сьерра. Непохоже, чтобы ты тут более прочно обосновалась.

– Но я, по крайней мере, там живу. И я хотя бы распаковала чемоданы, – добавила она с усмешкой.

– А я предпочитаю не привязываться к месту и оставлять пространство для маневра.

Услышав звук входящего сообщения, Либби выудила из сумки мобильник. Эсэмэска была от невесты, чья свадьба планировалась на сегодня.

Невеста Джинджер: На горизонте дождевые тучи. Пришли мне лучик оптимизма.

Либби: Уже еду.

Невеста Джинжер: Мама тревожится. Я ей говорю, что все будет отлично.

Либби: На всякий случай есть зонты. Увидимся через полчаса.

Из шкафчика, где у миссис Манкузо всегда хранился сладкий запас, Либби вытянула батончик с мюсли.

– А ты, Сьерра, почему еще здесь? Разве тебе не пора уже быть на месте – расставлять для фуршета столики, обжаривать котлетки из лосося?

– Рик меня поставил нынче в команду по уборке, а не подготовки, – скорчила она кислую мину. – А можно, я с тобой поеду?

– Ну, тогда погнали.

– Фотоснаряжение свое взяла?

– Все в сумке.

В Либби где-то с шестого класса сидела одержимость неудачными сценариями развития событий. Возможно, это было связано с ухудшением душевного здоровья матери и, в итоге, ее самоубийством, отчего и сама Либби стала немного психически нездоровой. Так или иначе, но ей нравилось составлять в уме целые списки возможных бед и катастроф. Какое бы ни намечалось у нее важное событие, Либби мысленно составляла перечень всего, что ей могло бы помешать. Впоследствии, уже учась в колледже, она не могла лечь спать, не сделав все домашние задания, не заправив кофеварку, не приготовив на завтра одежду. Мать, помнится, в шутку называла ее перестраховщицей, что порой заходило в Либби даже слишком далеко. Так вот, на пару они – и мать, и дочь – подробно расписывали для себя возможные мелкие неприятности, в то время как над ними зловеще кружили куда более крупные беды.

К счастью, на сегодня в мысленном списке у Либби не значилось ничего катастрофического. «Просплю будильник, поднимется ураганный ветер с ливнем». Еще там значилось: «Вильну с дороги, объезжая оленя. Размоет дороги (по причине ливня) и закончится бензин».

– Вроде успеваем вовремя, – сказала Сьерра, кинув подруге еще один батончик с мюсли. – Но лучше уже выдвигаться.

Либби подхватила сумку с фотокамерой и свою дамскую сумочку и поспешила к машине. Сложив вещи на заднее сиденье, скользнула за руль. Как только Либби завела двигатель, Сьерра села с ней рядом на пассажирское место и пристегнула ремень. Либби тоже пристегнулась и убедилась, что бак полный.

Сдавая назад по подъездной дорожке, Либби глянула на дом:

– Кофеварка выключена?

Сьера глотнула взятый в дорогу кофе.

– Так точно. А еще вымыта и вытряхнута.

– Умница. Не хотелось бы, чтобы у твоей мамы сгорел дом.

Сьерра опустила козырек с зеркальцем и, поднеся пальцы к губам, убедилась, что губы и ногти накрашены в тон.

– Можешь исключить из своего списка «Сгорит дом».

Уголки губ Либби тронула улыбка. Машина уже ехала по окаймленной деревьями дороге к Главной улице, которая, собственно, была единственной транспортной артерией в их городке.

Блюстоун с численностью населения в две тысячи человек примостился в небольшой долине у подножия гор Голубого хребта. Немецкие, английские и шотландские поселенцы обосновались в этих землях на границе Вирджинии еще в середине восемнадцатого века, и на протяжении поколения разбросанные вокруг Блюстоуна фермы соединялись со всем прочим миром лишь большим гужевым трактом Грейт-Вэгон-роуд. Железная дорога так никогда до Блюстоуна и не дошла, однако в конце концов достаточно близко к городу подобралась соединяющая штаты федеральная автомагистраль. В последнее десятилетие создание множества частных виноделен и сидроварен привлекло сюда немало бумеров и миллениалов в поисках более тихого и размеренного образа жизни.