Сад лжи. Книга 1 - [32]

Мама между тем продолжала помешивать кофе. Ее тонкие пальцы казались такими же прозрачными, как и фарфор чашечки, из которой она пила. Рэйчел поглядела на поблескивающий темным деревом буфет, который украшали канделябры и серебряные сервировочные блюда. Потом перевела взгляд на противоположную стену, где была любимая мамина горка с фарфором и поблескивающим за зеркальными стеклами хрусталем «баккара». Все… все так прекрасно и все — часть самой мамы, как если бы между ней и ее домом не существовало никаких барьеров, как будто их стерло время и теперь мама и дом стали единым гармоничным целым.

Но что-то в маме все равно оставалось невысказанным, заставляющим ее время от времени углубляться в себя. Какая-то странная печаль, которая, сколько Рэйчел себя помнила, никогда не уходила из ее глаз. Печаль, тенью стоявшая между ними. И если мама ее обнимала, то объятия эти неизменно казались чересчур порывистыми. Когда Рэйчел была маленькая, она боялась, что может задохнуться. Как будто мама опасалась, что дочь в любую минуту может взять и исчезнуть.

В особенности в дни рождения. Каждый раз, когда мама не видела, что дочь исподтишка за ней наблюдает, Рэйчел замечала в ее глазах тревогу. Задувая одну за другой свечи на столе, она страстно мечтала: «Пусть мама будет счастлива».

А почему бы, собственно, и нет, думала Рэйчел. О чем еще можно было, спрашивается, мечтать в ее положении!

Рэйчел припомнились сейчас ее мучительные детские раздумья: наверное, для полного счастья маме не хватает все-таки второго ребенка. А если не это, то тогда выходит, что в маминой печали виновата она, Рэйчел? Может, будь она иной, более послушной и воспитанной, как та тихоня с лейкой, мама не страдала бы и в ее глазах жила улыбка?

— Доедай свой завтрак, дорогая, — с мягким укором произнесла Сильвия. — А то все остынет.

— Я не голодна, мама.

Лицо Сильвии тут же напряглось:

— Может быть, ты нездорова?

«Ну вот, опять все сначала», — пронеслось в голове у Рэйчел. Однако вслух она этого не сказала:

— Со мной все в порядке, мама. Просто я вернулась где-то около двух, а когда добралась до постели, то Порша непременно хотела лечь вместе со мной. Наверное, она без меня очень скучала. — Рэйчел заглянула под стол на лежащую у ее ног толстую черную суку — помесь лабрадора и ретривера. В данный момент Порша умиротворенно похрапывала и даже не прореагировала, когда Рэйчел ногой слегка пощекотала ей бок, как всегда испытывая нежность к собаке, которую подобрала еще щенком. — Честно, мам. Я здорова как бык…

«Господи, да кончится ли это когда-нибудь? Всю жизнь одно и то же! Ободранная коленка, поцарапанный локоть… Со стороны могло показаться, будто речь идет, по крайней мере, об эпилепсии или раке! Бедная мама. Я возвращалась домой вся в царапинах и синяках, после того как лазила по деревьям или грохалась с велосипеда, а плакала из-за этого она!»

Как-то на Рождество Рэйчел потерялась в толпе, бурлившей возле универмага «Сакс». Ей было тогда лет пять, и она едва смогла открыть вращающуюся входную дверь. Мама в тот момент рассматривала что-то на прилавке первого этажа и не следила за дочкой. А Рэйчел услышала донесшийся с улицы звон колокольчиков и увидела мелькнувший за окном красный полушубок Санта-Клауса. «Я только взгляну — и назад!» — подумала она, утешая себя тем, что мама ничего не успеет заметить. Она не рассчитала одного: на улице было слишком много народу. Ее подхватило и закружило, как щепочку, попавшую в водоворот. Выбраться из людского потока она сумела только за квартал от универмага. Надо же такому случиться: вдруг пошел снег, и большие рыхлые снежинки, словно куски ваты, заполнили все пространство вокруг нее, не позволяя хоть что-то разглядеть. К тому времени, когда Рэйчел удалось вернуться обратно в «Сакс», ее ботиночки промокли насквозь. Но главное — мамы не было на прежнем месте!

Рэйчел на всю жизнь запомнила этот миг. Придавивший ее страх. Не за себя, нет. За маму. Уже и тогда она понимала, как мама испугается, обнаружив исчезновение дочки. Как безумная металась Рэйчел среди покупателей, рыская по всем закоулкам магазина и с трудом удерживаясь от того, чтобы не разрыдаться.

Бесполезно! Она побывала возле каждого прилавка, но так и не смогла найти свою маму. Тогда Рэйчел решила снова выйти на улицу в надежде, что мама ищет ее перед входом. Немного постояв рядом с Санта-Клаусом и поглядев, как он звонит своим колокольчиком, а прохожие кладут деньги в его горшок, она увидела над собой добродушное лицо полицейского. «Ты случайно не потерялась, девочка?» — спросил он. «Да, — ответила она, — потерялась». «Ничего, — успокоил он, — не надо волноваться». И тут к ним подъехала зелено-белая машина, где сидел другой полицейский, который отвез ее домой.

В памяти Рэйчел навсегда осталось лицо встретившей их в дверях Сильвии. Кожа цвета папиросной бумаги, воспаленные покрасневшие глаза, набрякшие веки… А как она дрожала, прижимая Рэйчел к себе с такой страстностью, что та едва могла дышать. Из маминой груди вырывались сдавленные рыдания, когда она дотрагивалась до рук и волос дочери, словно желая удостовериться, что ее Рэйчел снова с нею.