Сад - [10]
Дома Надя действительно села вязать и спокойно часа два вязала, а потом нетерпение охватило ее, выбило из рук клубки. Она поняла, что не усидит дома, что это выше ее сил, что она должна все понять, все узнать, услышать, что он скажет. Конечно… если дверь будет открыта.
Она привела себя в порядок — иногда это у нее получалось, бывали такие дни в ее жизни, когда она вдруг, ни с того ни с сего, хорошела, она делала со своим лицом то же, что всегда, но выходило совсем не то, что всегда.
В зеркале появилась египтянка — это одна из дочерей одного из фараонов очнулась в своей гробнице и отразилась зачем-то в Надином зеркале.
Дверь была открыта.
Они по-прежнему сидели за столом. Бутылка ликера, которую Ира привезла с собой, почти опустела.
Надя, гордая, как фараонова дочь, прохаживалась взад-вперед по комнате. Она говорила об одном забытом поэте, о нем он говорил накануне, тогда Надя только слушала, не признаваясь, что знает о нем (о, эта папина комната…), а сейчас стала отвечать ему — тогдашнему.
Еще сидя у зеркала, она уже знала, что все будет хорошо, поэтому вошла легко, не тушуясь. И то, что должно было случиться, случилось. Он не сводил с нее глаз, потом посмотрел на часы и обернулся к погрустневшей Ире: «Ой, Ира-а, ты опоздаешь, последний автобус через двадцать минут».
Ночью она спросила:
— А… Кто она — эта Ира?
— Да-а… Домовладелица. Владеет этим домом, а я его снимаю. За деньгами приехала.
— Ты… любил ее?
— Что ты… Просто нужно было забыться, во что бы то ни стало забыться…
— Хельга…
— Но сейчас уже все прошло. Ведь у меня есть ты.
Все это было так унизительно… Как она не понимала тогда.
И вот теперь — снова…
Она знала, конечно, знала о его женщинах, ей даже льстило, что столько их у него было, но когда они — эти женщины прошлого — вдруг появляются живыми в настоящем… А это только одна из теней, может быть, самая безопасная — потому что из прошлого самого недавнего. А если появятся другие? А если появится королева теней — Хельга…
«Нужно было забыться, во что бы то ни стало забыться», — говорил он. А если и она — для того, чтоб забыться… Нет, не может быть.
Но прошло уже два часа, почти два часа…
Ее стул был придвинут к его табурету, вспомнила Надя. А… почему не так: его табурет был придвинут к ее стулу.
Два часа его нет. Он думать о ней не думает. Чем он там занимается?
А если самой пойти; он не идет — значит, ей надо пойти? Не заходить, а так, только в окошко посмотреть. Окошко низко…
Дверь открылась, вошел он. Она едва не вскрикнула — он застиг ее у окошка, внутренним оком она подглядывала… Она ненавидела его сейчас.
Он прошелся по комнате, как она тогда, как она тогда… Про что заговорит — тоже про забытого поэта?
— Наденька… Я, конечно…
— Вовсе нет.
— Я, конечно, понимаю, что ты тут…
— Нет.
— Но не мог же я ее выгнать… Человек ехал за такие километры, в такую погоду…
— Зачем? — Она так и подскочила.
— Я же тебе в прошлый раз говорил…
— Говорил, говорил, говорил…
— Ну что я — в шею должен был ее выталкивать? Она несчастный человек: замужем без любви, дети не слушаются… Годы уже…
Надя обернулась к нему:
— Ну, коне-ечно… Ты всех жалеешь, тебе всех жалко… Благодетель какой… Вот… Вот возьми собери всех своих старух — Хельгу еще — и устрой богадельню.
Он круто обернулся, посмотрел на нее так, как не смотрел никогда. Он не сказал больше ни слова — вышел, хлопнув дверью.
Ну и пускай. Теперь хоть она не чувствует себя такой униженной, жалости достойной. Они равны теперь.
Надя походила по комнатам, пора было спать, но ей не уснуть сегодня… Сесть разве за работу? Не надо хитрить — ей надо сесть за работу, потому что нет крючков для вязания, крючки остались у него. Ей, выходит, во что бы то ни стало надо идти к нему?
Она взяла зонт и пошла. Постучала.
— Да, — сказал он.
Она вошла. Он писал. Он был один.
— Где мои крючки? — сказала она. — Мне нужно работать.
— Надя, — он встал из-за стола, — Надя…
Она нашла крючки и, не взглянув на него, вышла.
Ее не удивило, что он может работать в такой момент. Она уже знала, что он может работать всегда. Главное, не было этой…
Зонт раскрыть забыла. Пришла домой и легла спать.
Утром встала поздно — его еще не было. Надю это не очень расстроило — если писал всю ночь, придет только после полудня. А до этого будет спать. Как же ей-то прожить эти полдня? Сад она совсем запустила: копала поздно, теперь травы наросло — ни разу еще не полола, пойти пополоть?
Полоть она решила перед домом, на солнышке, и калитка отсюда — как на ладони.
Было почти жарко, она скинула потрепанную куртку, бросила ее на персик.
Земля была вскопана крупно, неровно, ямами — торопилась очень; когда копала, траву не вырывала — землю перевернет книзу травой — и ладно, но вот не ладно оказалось: трава пробилась с четырех сторон земляного ломтя, и вымахала иная с локоть.
Ажурный, ослепительного блеска ковер под ногами, который она распускала по ниточке, бросая зеленые нити в кучу, вроде и не уменьшался. Сидит Надя на корточках, дергает по ниточке, а нити все разные. Вот эту травку с узкими гладкими стеблями — на них солнце играет, как на клинках сабель, — растущую пышным кустом, семейно, Надя не любила. Шелковистое скрипение оставалось в руке при попытке выдернуто траву из земли да два-три зеленых обрывка: корни засели прочно. Зато другая травка со скользким именем мокрица, которая хоть и оплела чуть не всю вскопанную землю, но корней почти не имела, нравилась ей гораздо больше. Травка была легкая, мягкая, светлая. Рвать ее легко: пальцы разведи, как грабли, и греби обеими руками. Потом свернуть траву в клубки и кидай к забору под орешник.
В новой серии приключений Вани Житного герой со своими друзьями — домовым Шишком, лешачком Березаем и летающей девушкой Златыгоркой — отправляются на Балканы в поисках последней самовилы. Их ждут опасные приключения и путешествия во времени, в результате которых они оказываются на войне, расколовшей бывшую Югославию.
«Родители» этой книжки — «Витя Малеев в школе и дома», «Алиса в Зазеркалье», а бабушка — сказка о Семилетке. После того как Орине исполнилось семь, время ускорило свой бег, и девочка из Поселка в течение трех дней стала девушкой и женщиной. Впрочем, все это произошло не дома, а в Потусторонье, которое оказалось отражением прожитой ею жизни. Орина вместе с соседским мальчиком должна выполнить трудные задания, чтобы вернуться домой. Только вот не ошиблась ли она в выборе попутчика…
Ваня Житный — сирота, живущий у бабушки–ведуньи, отправляется в очередное путешествие со своими новыми друзьями: таинственной девочкой и лешаком. Путникам предстоит преодолеть опасности, вполне реальные и вполне сказочные. Что страшнее — сказка или быль, неизвестно.
Эта книга — современная сказка про найдёныша Ваню Житного, который отправился вместе со своими спутниками — помощниками домовиком и петухом в далёкое опасное путешествие за волшебным мелом. Он попадает в лес, где живут людоеды, знакомится с лешими, водяными, и в конце концов оказывается в Москве в октябре 1993 года…
Действие романа разворачивается в 1970-е годы. Интрига так или иначе затрагивает судьбы обширной галереи действующих лиц, каждого — со своей загадочной и драматической историей, своими терзаниями, заблуждениями, своими пороками и страстями. Начинаясь как стилизованная история предательства и мести, сюжет преодолевает пороги детективных коллизий и постепенно входит в русло вполне земного, даже натуралистического реализма и, проведя читателя сквозь физические и душевные страдания персонажей, когда уже кажется, что все обречены и выхода нет, вдруг совершает новый поворот.
Елена, пожилая женщина, получившая в наследство домик, находит в печи не до конца сгоревшую таинственную книгу и, воспользовавшись рецептом из нее, становится подростком. Жизнь и приключения старушки в теле девочки, – которой приходится заново налаживать отношения с семьей, а также вновь отправляться в школу, причем на ее пути то и дело возникают чудовища, то ли мифические, то ли вполне реальные, – составляют сюжет этой кавказской феерии.
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.