Сад камней - [2]

Может быть, поэтому нас, бледнолицых, так и тянет сюда – к этому древнему морю, к этой колыбели человечества, к оплетенным виноградом белым стенам под черепичными крышами, к жаре, на которую мы полупритворно жалуемся и от которой с облегчением убегаем наконец в искусственную прохладу аэропорта, и оттуда – домой, домой, в Москву, в Москву… чтобы через неделю начать строить планы на следующий отпуск.

«Вы летом куда?» – «Как куда? В Турцию, конечно! Мы уже привыкли… мы каждый год!» – «Конечно, и недорого, и пляжи там… красота!» – «Мы вокруг Антальи, по-моему, везде побывали!» – «Нет, там жара невыносимая, мы теперь в Кушадасы ездим…» – «Ой, а моя подруга там дачу сняла, она с детьми, ей в отеле не нравится, и потом так дешевле и сам себе хозяин!» – «Ой, да что вы? Мы бы тоже сняли…»

Так все это когда-то начиналось, а теперь сестра Ланы каждое лето приезжала сюда – в дачный поселок, построенный среди соснового леса на склоне горы, откуда открывается такой вид на небольшой залив, что каждый новобранец ахает и хватается за фотоаппарат.

Потом привыкаешь и начинаешь ходить с пустыми руками и просто смотреть и дышать – впитывать в себя эти пейзажи, это море, это солнце… а дома, в Москве или хмуром Петербурге, жалеешь, что сделал так мало снимков, и оправдываешься, показывая их друзьям: там гораздо красивее, это невозможно заснять, это и словами не опишешь, там так… следующим летом все-все сниму!

Но запах не заснимешь и не увезешь с собой, и мы возвращаемся в эту отпускную беззаботность, в оливково-хвойную жару, в эту ставшую почти своей, обросшую нашими собственными воспоминаниями Турцию.

Лана не хотела ехать. Само слово «дача» ассоциировалось у нее с деревянными подмосковными домиками, с отсутствием горячего душа, с неудобными кухоньками, с раскисшими от дождя дорожками, с более аккуратными, чем дорожки, грядками и с вечно ржавыми, заедающими крючками и щеколдами на скрипучих калитках. При этом гостеприимные хозяева всегда искренне убеждены, что лучше этого места ничего нет и быть не может, и рассматривают свое приглашение как благодеяние и подарок, и гордо демонстрируют свои дорожки, щеколды и грядки, и сразу сбежать обратно в Москву не удается… а еще комары, господи!

Нет, были уже и другие дачи – за каменными стенами, с охраной и спальнями для гостей, с гаражами на несколько машин, с фонтанами, как в Петергофе или Фонтенбло, но… как говорится, там хорошо, но мне туда не надо. Маша, старшая сестра, изо всех сил стремилась в этот круг и на правах всезнающей старшей тянула за собой и Лану, которая по определению и умолчанию сопротивлялась любым навязываемым ей инициативам.

Она согласилась, потому что ей было все равно. Дача, Турция, море, Москва или деревня – какая разница, если ничего уже не будет? Не будет Стаса, а без него и после него что же?.. Хорошо, я поеду – это вслух, а про себя: вот, ерунда какая, лечить меня переменой мест, как кисейную барышню! Я большая девочка и все понимаю… или все-таки не понимаю? И потом, может, Стас все-таки приедет?

Она старательно пряталась. Ей казалось, что если Стас поймет, какое место занимает в ее жизни, как серьезно она смотрит на такую простую для всех вещь, как секс, он немедленно решит, что для него это слишком сложно, что она хочет опутать его обязательствами и обещаниями, и ему, как всякому мужчине, это не понравится. Поэтому она изображала легкомыслие и даже не заговаривала о любви. Да, нам хорошо вместе, да, как удачно, что мы встретились, да ты мне нравишься, я в тебя даже влюблена… немножко. Последнее, конечно, с улыбкой, тоном легкой насмешки: мы современные люди, мы подходим друг другу, зачем все усложнять? И так хорошо, пусть все идет, как идет.

Все так и шло.

У Ланы перехватывало дыхание от одного его вида, и сердце ныло и стучало, стоило только его себе представить, как будто он был невесть каким красавцем и Дон Жуаном, хотя был он, наверно, совершенно обыкновенным, и женщины не ахали и не заглядывались на него на улицах.

Просто он был единственным – тем самым, который похож на отца в молодости, на поразившего когда-то воображение киноактера, на придуманного себе в детстве рыцаря, на не придуманного, но обожаемого девчонками учителя словесности, на где-то – не во сне ли? – мелькнувшего незнакомца, на всех них сразу и ни на кого, кроме себя самого.

Она влюбилась в него с первого взгляда и сумела понравиться ему – чего же боле? Они были свободны от условностей, они стали встречаться, они, кажется, даже были счастливы.

Лана осторожничала. Ей было хорошо с ним – в постели и в театре, на кухне и в ресторане, в машине и у телевизора, в компании и наедине. Он много читал, много знал, умел себя вести, ни разу не сделал и не сказал ничего, что вызвало бы у нее неприятие… а она была придирчива и разборчива, как та самая гоголевская невеста, и вечно примеряла губы и носы одних своих мужчин другим.

Всегда чего-то не хватало, что-то не сходилось, а тут вдруг раз – и сошлось.

Совпало. Наверно, это бывает, иначе чем объяснить, что многие пары всю жизнь вместе и души друг в друге не чают?

Она вдохнула поглубже и окончательно решила не плакать. Что же тут плакать, когда это даже смешно? Так тривиально, что… ну да, конечно, смешно.