Сад Эпикура - [47]

— Когда ты узнал о его аресте? — спросил Антигон, сощурив глаза.

Эпикур решил, что ради спасения Колота можно сказать неправду человеку, который живет неправдой.

— Я узнал об этом, когда возвращался сюда.

Губы Антигона растянулись в улыбке.

— Я выиграл! — напомнил он снова философам.

— Благодаря мне, — напомнил ему Эпикур. — И ты обещал награду. Я попросил отпустить Колота.

Антигон помолчал, отпил из чаши вина и ответил:

— Проси другое. Колота же я отдам на суд афинян. У афинян есть законы, по которым можно судить за подстрекательство к бунту.

Эпикур понял, что игра проиграна. И что было глупо надеяться на великодушие Антигона. А еще глупее — подстраиваться под его желания. Ведь это он, Антигон, хотел, чтобы Эпикур поверил в его притворство, чтобы сказал, будто не ради Колота возвратился во дворец, чтобы помог ему выиграть спор с Зеноном, Стратоном и Кратетом, чтобы Зенон, Кратет и Стратон увидели, как он, Эпикур, хитрит и унижается перед Антигоном. «Нет, никогда ложь не приводит к победе, — с горечью подумал Эпикур. — А если и приводит, то к ложной победе».

— В таком случае, Антигон, ты должен арестовать и меня, — сказал Эпикур, — потому что поступок Колота — лишь продолжение моих мыслей.

— Это справедливо, — усмехнулся Антигон. — Но тогда и тебя я должен буду предать суду. А ты знаешь, каков может быть приговор суда: либо смерть, либо изгнание.

— Да, я знаю. И я согласен. Но ты отпустишь Колота, Антигон. Ведь уничтожают врага, а меч его оставляют. Колот — лишь мое оружие.

— Не может быть человек оружием другого человека. Колот — твой соратник. Твой ученик и единомышленник. Так ли, Зенон?

— Да, Антигон, так, — ответил Зенон. — Колот — ученик и единомышленник Эпикура.

— Но я могу и не арестовывать тебя, — продолжал Антигон. — И пока я не принял решение арестовать тебя, ты свободен, Эпикур. Ты можешь встать и уйти, как ты сделал это вчера. Стража не остановит тебя. Но, надеюсь, ты уже понял, что есть сила, которая не нуждается в страже, эта сила — власть, моя власть. И ты всегда будешь поступать так, как я хочу. Мой дом будет открыт, а ты не уйдешь; никто не станет вести тебя в тюрьму, а ты пойдешь; ты пойдешь на смерть, если я захочу. И ты изменишь другу, если я захочу, — сказал Антигон. Голос его набирал грозную силу по мере того, как он продолжал эту речь, и к концу ее уже звучал грозно и властно. — Ведь все определяет выбор, Эпикур. Выбор между смертью и всем другим, между позором и всем другим. Итак, смерть или позор, Эпикур!

— Жаль, — сказал Эпикур, когда Антигон замолк и поднес чашу ко рту. — Жаль, что ты предлагаешь мне такой выбор. Ведь тебе очень хочется, чтобы я избрал позор. Но я изберу смерть, Антигон. Вели отвести меня к Колоту.

— Нет, Эпикур, нет. Если я решу предать тебя суду, то сделаю это таким образом, чтобы ни ты не узнал о судьбе Колота, ни Колот о твоей судьбе. Но ты еще свободен, Эпикур. Еще свободен. И ты можешь еще попросить награду за то, что помог мне выиграть спор…

— Проси свободу, Эпикур, — сказал Стратон.

— Проси, чтобы тебя отвели к Колоту, — сказал Зенон.

— Ничего не проси, — сказал Кратет, — Потому что Антигон не выиграл спор. Да, ты не выиграл спор, Антигон. Ты проиграл. И в споре с нами, потому что не сам Эпикур пришел сюда, а ты вынудил его это сделать, арестовав Колота. И в споре с самим Эпикуром, потому что Эпикур уже выбрал смерть ради друга, а не позорную свободу. А все остальное решит провидение — и судьбу Колота, и судьбу афинян. Если афиняне выйдут на празднества, значит, Колот не сделал ничего дурного. Если афиняне выйдут на празднества и вернется чума, значит, Колот пытался сделать доброе дело. И в первом, и во втором случае его не станут судить честные судьи. Если же афиняне не выйдут на празднества, тогда ты, Антигон, вынужден будешь признать, что Колот и афиняне сильнее тебя, и не станешь судить Колота; ведь ты желаешь покоя себе и Афинам, не правда ли? И вот тебе мой совет, Антигон, отпусти нас и отпусти Колота.

Антигон встал и отошел к стене, на которой был изображен Александр, пирующий у фессалийца Медия.

— Что скажешь ты, Стратон? — спросил он.

— Хотя я и не принимаю ход мыслей Кратета, — ответил Стратон, — все же я думаю, что вывод Кратета верен: отпусти нас и Колота.

— А ты, Зенон? Ты тоже считаешь вывод Кратета верным? — Антигон подошел к ложу Зенона и остановился, вперив в философа глаза. — Ты тоже так считаешь?

— Нет, — помолчав, ответил Зенон.

— Ага! — обрадовался Антигон. — Скажи, что думаешь ты!

— Я думаю, что мое мнение мало повлияет на твое решение, Антигон. Поэтому я предпочел бы промолчать.

— Судьба сама распорядится нами? Так?

— Так.

— И как она распорядится? Ведь мудрые могут предсказывать судьбу? Ты сам об этом постоянно твердишь.

— Да, мудрые могут предсказывать судьбу, — ответил Зенон. — Но чтобы ты из упрямства не поступил вопреки судьбе, я промолчу. Так будет лучше и для тебя, Антигон, и для нас. И для судьбы.

— Убирайтесь, — сказал Антигон, побагровев. — Убирайтесь вон из дворца! — закричал он. — Вон!

Эпикур помог немощному Стратону подняться с ложа и повел его к выходу. Зенона, припадавшего на обе ноги, взял под руку Кратет. Стража расступилась перед ними, и они вышли на площадь, где каждого из них ждали ученики: Кратета — Сократи́д и Аркесила́й, Стратона — Оли́мпих и Лико́н, Зенона — Клеа́нф-Водонос, Эпикура — Метродор и Гермарх. И были еще рабы Кратета и Стратона.