Сад Эдема - [12]

— Думаю, мне нет нужды представлять почтенной публике докладчика, — продолжил Вирхов после короткой паузы и поднял сухую, с длинными костлявыми пальцами ладонь, призывая к тишине и вниманию. — Для него в Европе нет, пожалуй, соперника в популярности! Прошу вас, доктор!

Вирхов едва заметно улыбнулся кому-то в зале, легко опустился в кресло и, откинувшись к спинке, повернул голову направо, откуда к столу размашистым шагом приближался высокий, стройный человек средних лет. Его лицо, несколько утомленное, сосредоточенное и решительное, не могло не привлечь внимания: высокий лоб без морщин, энергичные складки возле уголков губ, прикрытых коротко подстриженными седоватыми усами, строгие, слегка настороженные глаза, взгляд оценивающий и немного насмешливый. Когда их взгляды на мгновение встретились, Вирхов благосклонно кивнул головой: можно начинать!

Пока Дюбуа раскладывал по пюпитру длинные, узкие листочки (очевидно, конспект доклада), Вирхов оглядывал зал. Сегодняшнее заседание привлекло на редкость многочисленную аудиторию. В первом ряду сидели седовласые старцы — почетные члены общества и благотворители, далее на стульях, непринужденно переговариваясь, расположились те, кто составлял ученый цвет собрания, — анатомы, зоологи, палеонтологи и, конечно, археологи. Там, где кончались ряды стульев, и в проходах около окон стояли гости, в основном студенты и учащиеся гимназий.

Такая же атмосфера была лет двадцать пять назад на знаменитом заседании Берлинского антропологического общества 27 апреля 1872 г. В тот день Вирхову очень удалась речь, в которой он высмеял Германа Шафгаузена и профессора из Эльберфельда Карла Фульротта, со смелостью дилетанта бросившегося в область науки, ему неведомой! Друзья позже говорили, что по иронии, сарказму и остроумию он превзошел тогда самого себя. Правда, Фульротта это обстоятельство отнюдь не смутило, он продолжал и далее трезвонить в колокола по поводу своего открытия в гроте Фельдгофер. Однако дело было сделано: череп так называемого «обезьяночеловека», или, как теперь говорят, неандертальца, надолго стал предметом шуток.

«История повторяется», — с усмешкой подумал Вирхов и еще раз взглянул на трибуну, как будто желая убедиться, что за ней стоит не Карл Фульротт, а новый его оппонент с новым черепом обезьяночеловека — Эжен Дюбуа.

Докладчик между тем внимательно осмотрел зал, где, судя по наступившей тишине, его приготовились слушать с почтением. Этот вечно язвительный Вирхов и на сей раз не удержался: представил публике «коллегу», как векую артистическую знаменитость или модного проповедника. «У него в Европе нет соперника в популярности!» Кстати, не с его ли слов пошла в ход выдумка с подозрительной легкости, с которой ему, Дюбуа, удалось сделать открытие: пришел, копнул землю и извлек из нее то, за чем специально отправился за тысячи миль?

Конечно, Рудольф Вирхов — личность противоречивая. Он бесспорно выдающийся и многогранный исследователь. Кто не знает его выдающихся работ по клеточной патологии, по крови, тромбозам, воспалениям вен, туберкулезу, рахиту, подагре! А чего стоит его «Собрание трудов по научной медицине», вышедшее в свет еще четыре десятилетия назад, и «Учебник патологии»! Почти полвека назад он стал профессором Вюрцбургского университета, а спустя десять лет — Берлинского университета. Вирхов известен всей научной Европе как один из основателей Берлинского общества антропологии, этнографии и древней истории, как человек, внесший серьезный вклад в изучение проблем антропологии. Он сторонник дарвинизма и поддержал своим авторитетом эволюционные идеи. Вирхов известен также как видный археолог, который провел успешные раскопки в Померании, в Бранденбурге и даже на Кавказе в России. Ему принадлежит около 500 работ по разным проблемам археологии. В свое время он решительно поддержал немецкого археолога Генриха Шлимана в его поисках Трои. В политике Вирхов тоже, кстати, не ортодоксален; как рассказывают, полвека назад, 18 марта 1848 г., он помогал строить баррикады в Берлине на улице Фридрих-штрассе, а позже, как один из основателей партии прогресса, яростно выступал против Бисмарка…

Однако этот ученый категорически отказывается признать значение находок, связанных с обезьянолюдьми. Более того, всей силой своего авторитета он всячески компрометирует их…

Вирхов, удивленный продолжительной паузой, с нетерпением забарабанил пальцами по столу, но Дюбуа, завершив к этому моменту «пасьянс» из листков, уже начал свое выступление.

— Я выражаю глубокую благодарность Берлинскому обществу антропологии, этнографии и древней истории, его членам и почетному председателю доктору Рудольфу Вирхову за любезно предоставленную возможность изложить итоги моих исследований…

Берлин не первый город, где он произносит подобное вступление. Позади заседания ученых обществ разного ранга, вплоть до международных конгрессов в Лондоне, Париже, Эдинбурге, Дублине, Лейпциге, Иене. Теперь вот Берлин… Снова Дюбуа собирается отстаивать то, что стало главным событием его жизни.

«Нервы начинают сдавать, — с досадой отметил про себя Дюбуа. — Брюзжу по каждому поводу». То, что ранее и не заметил бы, теперь раздражает, назойливо лезет в глаза. Разве прежде обратил бы он внимание, что Вирхов дважды назвал его доктором, а не профессором, как положено? Впрочем, хорошо еще, что Вирхов представил его как доктора, а не обыграл с обычной своей язвительностью нелепость минералогического звания у человека, занимающегося антропологией.