Сабля Чингизидов - [29]

— Да, я его встречал в офисе эксперта аукциона «Сотбис».

— Ну что ж, спасибо. Если что-нибудь еще вспомните, сообщите мне по этому телефону. — Следователь передал визитку.

— Должны ли мы беспокоиться о своей безопасности, инспектор? — заволновалась Эмилия.

— Я не думаю, что вам что-нибудь угрожает, хотя ваш кузен, насколько я понимаю, уже принял меры по обеспечению вашей безопасности.

Панин утвердительно кивнул.

— Еще раз спасибо. Не смею вас больше задерживать. Господин Резников готов вам помочь, если вы захотите посетить Красную площадь, Кремль и другие туристические достопримечательности.

— Я еще не растеряла остатки вкуса, чтобы любоваться раскрашенными луковками. Этот татарский китч меня не интересует.

— Ну, все-таки родина ваших предков, мадам.

— Если у родины предков недостаток вкуса, я ей ничем помочь не могу. Да и в Москве я уже была в восемьдесят девятом году.

— Может быть, мадам интересуется театром? Большой театр? Сегодня там прекрасный спектакль.

— Господин Резников, я живу в Париже и Брюсселе, а не в Айдахо, и культурного голода не испытываю. Тем более что мы здесь несколько по другому поводу.

Резников вопросительно взглянул на Панина.

— Я никуда не еду. Посмотрю местное телевидение, оно тут забавное. Я уже был в Москве много раз.

— Вот что, — баронесса обернулась к Резникову, — если хотите оказать мне любезность, помогите выбрать подарок для моей родственницы.

— Можем поехать прямо сейчас, машина внизу.

— А я пойду посплю, — зевнул Панин. — Ты там купи от меня что-нибудь мужчинам.

— Ты хочешь, чтобы я выбирала виски? — фыркнула баронесса.

— Не беспокойтесь, мадам, уж в этом я вам точно помогу, — успокоил Резников, легонько подталкивая баронессу к выходу.

Весь вечер баронесса занималась любимым делом женщин всего мира независимо от их родовитости и социального статуса.

Кафа, июнь 1473 г.

Консул Кафы, благородный мессир Галеаццо де Леванто, смотрел на кафинскую гавань сквозь бойницу Доковой башни. Был первый день июня, на небе не было ни облачка, и перед консулом открывалась великолепная панорама бухты.

Но благородный консул не был расположен любоваться морскими видами. Этим утром из бойницы крепостной башни можно было наблюдать кое-что поинтереснее морских пейзажей. На синей морской глади утреннего моря покачивались боевые корабли. Кораблей было много, очень много.

Это была эскадра великого визиря Ахмад-паши. Она блокировала Кафу с моря. А со стороны берега город взяли в плотное кольцо войска турецкого султана. Мессир Галеаццо не мог знать будущего, но с того самого момента, когда он разглядел на горизонте турецкие корабли, его не покидало нехорошее предчувствие, что он войдет в историю как последний генуэзский консул Кафы.

Как он был счастлив, получив назначение! Сколько времени и средств он потратил, в какие только интриги не пускался, чтобы получить место кафинского консула! Местo, которое должно было обеспечить его и его семью на всю жизнь. Такая удача выпадает только раз!

«Желаю вам дожить до конца срока, монсеньор», — пожелал ему на прощание его предшественник Антониото ди Карбелла. Глядя на эскадру турок, мессир Галеаццо был вовсе не уверен, что ему удастся исполнить пожелание предшественника.

Никаких иллюзий по поводу решимости гарнизона защищать город у консула не было. Ни наемники аргузии, ни городское ополчение отнюдь не горели желанием сложить свои головы на крепостных стенах. Да и особенного смысла в героической обороне славной Кафы ни консул, ни кафинские жители не видели. Кафа уже давно пала. Задолго до прихода грозной эскадры.

Когда турки двадцать лет назад взяли Константинополь и закрыли проливы для генуэзских кораблей, судьба Кафы была предрешена. Все последующие годы были просто затяжной агонией некогда могущественной торговой столицы половины мира. Оставшись без свободной торговли, Кафа потеряла не только свое значение, но и сам смысл своего существования. Генуэзский проект «Кафа» стал нерентабельным.

Все эти двадцать лет были для жителей города годами обнищания и непрерывных потрясений. Годами бунтов городской бедноты и неповиновения торговой элиты. Годами разочарований и беззакония. И турецкая эскадра, появившаяся ранним июньским утром на рейде кафинской бухты, была лишь заключительным аккордом затянувшейся агонии генуэзской столицы Крыма.

Золото, живительная кровь Кафы, питавшая ее артерии, — невольничьи рынки, торговые площади и пакгаузы — уже давно покинуло город.

В обед турки начали обстрел цитадели и прибрежных районов. А уже к вечеру следующего дня на площади у консульского замка появилась делегация горожан и передала консулу через выборных массариев прошение о сдаче города. Но консул к горожанам не вышел. Вместо него на балконе консульского замка появились консульский викарий (начальник канцелярии) и генеральный кавалерий (начальник городской стражи) Франческо де Корса. Консул примет вас завтра утром и объявит о своем решении, сообщил викарий. Вдоль площади плотной шеренгой стояли конные аргузии.

— Их тут больше, чем на стенах, — не скрывали своего недовольства горожане. Значительную часть населения Кафы составляли армяне. Они еще помнили резню в Киликии, после которой, собственно, и произошло массовое переселение армян в Крым. И ни у кого не было никаких иллюзий, что сделают турки с жителями, если им придется брать Кафу штурмом.