С. Ю. Витте - [26]

Особенно негодовал С. Ю. Витте, когда критика исходила от его недавних друзей. Я помню, как он волновался при одном моем посещении его, когда зашла речь о Пихно.

– Какой же я хамелеон, как называет меня Пихно! Как министр и верноподданный своего государя, я счел своим долгом в своей записке о земстве высказать, что введение в стране широкого самоуправления повлечет за собою установление конституционного режима. Хотите дать конституцию – дайте земство с самыми широкими правами! – говорил я. – Но правительство не было еще подготовлено к дарованию конституции, а потому опасно было вводить широкое самоуправление. Вот и всё! Не я хамелеонствовал, а Пихно и компания прыгали через мою голову! – воскликнул Сергей Юльевич, вытянувшись во весь свой длинный рост и показав мне, что через его голову мудрено было прыгать такому маленькому человеку, как покойный Пихно…

Превратной критики Витте терпеть не мог, а за поддержку его политики умел выражать свою признательность.

Когда С<ергей> Ю<льеви>ч был министром финансов, О. К. Нотович вел одно время в «Новостях» упорную борьбу с биржевым ажиотажем и с игрецкими страстями средней публики. Прибыв на несколько дней в Петроград из Одессы, я посетил своего прежнего редактора-издателя, который с места в карьер объявил мне:

– Вот вы там в провинции все пишете о школах, библиотеках, о борьбе между книгою и штофом, о телесных наказаниях и т. п. оскомину набивших вещах! А вот «Новости» борются с биржевыми спекуляциями, которыми увлеклись даже швейцары и кухарки, и много тысяч людей спасены нами от разорения. Министр финансов Витте в самой лестной форме выразил мне за это свою признательность, а он знает, что делает…

Мне оставалось тогда только позавидовать редактору «Новостей»: провинциальные журналисты далеки от министров и благодарности от них не получали.

Издатель «Русского дела» Шарапов поднял целый поход против золотой валюты. Прошло некоторое время, и Шарапов, получив «золотую валюту» на усовершенствование изобретенного им плуга, переложил гнев на милость[67].

Со всем тем, что о нем писали, Витте был всегда досконально знаком, ибо редкий государственный деятель так следил за текущею журналистикою, как он. На его столе в кабинете всегда лежали последние номера газет и свежие выпуски журналов.

Зашла однажды речь при Витте об одном министре, и он дал о нем весьма нелестный отзыв.

– Почему вы его так не жалуете? – спросили его.

– Помилуйте, что это за государственный деятель, который ничего не читает, не следит за текущею печатью! – ответил Витте.

С. Ю. Витте любил печать, принимал в ней участие и относился благожелательно к ее деятелям. Он оставил после себя и литературное наследие, в виде статей, разбросанных в разных периодических изданиях, брошюр «По поводу национализма», о земстве, книги о «Принципах железнодорожных тарифов», в составлении которой принимал близкое участие одесский критик С. И. Сычевский, претендовавший даже на авторство[68].

И можно смело сказать, что, не посвяти себя Витте государственной деятельности, в которой он так много преуспел, он был бы выдающимся публицистом. У него были для этого многие данные: публицистический темперамент, полемическая жилка, умение схватывать сущность вещей, сильный творческий ум и разнообразные сведения и знания по многим отраслям человеческой мысли. У публицистики было бы тогда одной талантливой силой больше, но у России не было бы выдающегося государственного деятеля и реформатора.

Кауфман А. Е. Черты из жизни гр<афа> С. Ю. Витте // Исторический вестник. 1915. № 4. С. 220–229.

М. Э. Клейнмихель Из потонувшего мира

Рассказ графа Витте

Три года до войны была я в Биаррице. Я часто встречалась там с супругами Витте. Однажды, когда я обедала у них на их прекрасной вилле на Рю-де-Франс (кроме меня присутствовала еще дочь Витте и ее муж, Нарышкин, со своей матерью), заговорили об одном слухе, распространяемом в городе, и один из присутствующих заметил: «Легковерию публики, поистине, нет границ». – «Совершенно верно, – возразила я. – Знаете, Сергей Юльевич, ведь в свое время утверждали в Петербурге, что вы являлись изобретателем этой невероятной, бессмысленной „Священной лиги“[69], и находились достаточно глупые люди, поверившие этому». Как велико было мое изумление, когда я заметила, что граф Витте побледнел и на мгновение закрыл глаза; его лицо передергивалось, и он с трудом вымолвил: «Ну да, это – правда. Эта безумная, бессмысленная мысль зародилась впервые именно у меня». Теперь я невольно краснею, вспоминая об этом, но тогда я была очень молода и не знала ни жизни, ни людей. «Я был маленьким, безвестным начальником станции Фастов. Это было в Киеве, – продолжал он. – 1 марта 1881 г. после тяжелого рабочего дня пошел я в театр. Тщетно ждали начала представления. Наконец на сцене появился управляющий театром и прочитал телеграмму потрясающего содержания: „Император Александр II убит нигилистом, бросившим в него бомбу, оторвавшую ему обе ноги“. Невозможно передать то волнение и боль, которые вызвало у присутствующих это страшное известие. Александр II, царь-Освободитель, был очень любим всеми слоями общества, и любовь эта была следствием целого ряда предпринятых государем либеральных мер, предшествовавших столь ожидаемой конституции.