С. Ю. Витте - [231]

Граф Витте охотно ухватился за подсказанную ему фамилию, предложив мне вам от его имени приглашение. Комната для вас уже приготовлена… Вы будете жить этажом выше графских апартаментов. Графа Витте сопровождает его супруга и четырнадцатилетний внук графини – Николай Нарышкин[252], сын ее дочери от первого брака.

Хотя в ту пору, полвека назад, мне едва минуло тридцать, тем не менее я не был столь наивен, чтобы не понять, что граф Витте нуждается не в моем обществе, а в той газете, чьим представителем в германской столице был я. Использовать «Русское слово» с ее миллионным тиражом, популярностью и политической значимостью в широких читательских кругах в качестве рупора для своих заветных амбиций – поистине заманчивый эксперимент, стоящий риска.

Мысли эти, бродившие тогда в моем мозгу, вскоре оправдались. Не успел я переодеться, как в дверь моей комнаты постучали. На мой отклик: «Войдите» на пороге выросла фигура отельного слуги.

– Их сиятельство вас ждут к столу. Завтрак сервирован внизу, на террасе!

Едва ли мне приходило тогда на мысль, что мой «визит» продлится около двух недель, что мне придется услышать столь многое и интересное, чего хватило бы на целую книгу, и, в конечном счете, – стать участником и свидетелем исторического свидания.

Троцкий И. М. Накануне Первой мировой войны (из личных воспоминаний) // Новое русское слово. 1964. 11 июля.

Беседы с С. Ю. Витте

С. Ю. Витте не нуждался в рекламе и не искал популярности среди курортной публики. Гораздо более был в этом заинтересован директор Зальцшлирфа – граф Хюльзен-Хезлер. Он отлично учитывал магическую силу имени русского сановника, человека с мировой славой. И хотя граф Витте в 1914 году давно уже был не у дел, тем не менее заботами титулованного директора в руководящих берлинских, франкфуртских и кельнских газетах спорадически появлялись заметки, напоминавшие читателям о пребывании в Зальцшлирфе столь именитого гостя. Не ускользнула сановитая фигура Сергея Юльевича и из поля зрения Вильгельмштрассе – германского Министерства иностранных дел, – как вскоре ему и мне пришлось в этом убедиться. Все это заметно содействовало материальному успеху курорта, особенно того отеля, в котором жила семья графа Витте.

По вечерам в нашем отеле трудно было найти свободное место вследствие наплыва публики из окрестных помещичьих усадеб или из городской знати. Любопытство немцев не знало пределов – каждый старался занять стол поближе к столу Витте.

C. Ю. относился к этому с благодушным безразличием.

Ровно в семь часов утра мы встречались у источника, и если граф Витте был свободен от принятия лечебной ванны, мы тотчас после завтрака отправлялись гулять. Опираясь на палку, С. Ю., еле заметно волоча одну ногу, мог совершать длиннейшие прогулки, почти без отдыха. И тут начинались его «лекции» по новейшей истории российской государственности начала XX века. «Лекции» – ибо трудно иначе определить характер наших бесед. Повествователь граф Витте был отменный, а его эрудиция во всех областях государственной жизни положительно изумляла. Не менее четки, верны, убедительны, а почасту язвительны и злы были характеристики, которыми он награждал своих противников.

Необъятной казалась пестрая галерея лиц, начиная с коронованных особ и кончая простыми смертными, с которыми Витте приходилось сталкиваться за долгие годы пребывания у власти. Слушая его, я порою терялся в догадках: как мог он сохранить в памяти все эти лица, подметить их достоинства и недостатки, запомнить даты встреч или не ошибиться в хронологии повествуемых событий?! Не знал я тогда, что герой Портсмута и творец Манифеста от 17 октября 1905 года уже годами работает над своими мемуарами, которые должны были выйти в свет лишь после его смерти. Едва ли граф Витте лично, по тому времени 65-летний крепкий и осанистый человек, мог предположить, что год спустя его не будет больше в живых, а оставленные им воспоминания станут предметом заботы его вдовы Матильды Ивановны.

Сергей Юльевич знал, что моя записная книжка постепенно пополняется ценной информацией. Не скрыл я от него, что воспользовался частью этих сведений для двух статей, посланных редакции «Русского слова», хотя терзался страхом, как бы он не вздумал предложить мне показать копию написанного. К чести графа Витте, им не было сделано в этом отношении ни малейшей попытки, не в пример другому российскому вельможе – генералу графу Татищеву, – доверенному лицу Николая Второго при германском императоре. Мне случайно в присутствии Татищева и графа Остен-Сакена – тогдашнего посла при германском дворе – пришлось иметь беседу с королем Николаем Черногорским. Король обнаружил редкую откровенность, дав весьма пессимистический анализ международной обстановки в свете назревавших событий на Балканах. Откровенность короля, очевидно, пришлась не по душе Остен-Сакену и Татищеву. Граф Татищев предложил мне показать ему содержание моей телеграммы, предназначавшейся для «Русского слова».

– Охотно, граф, но только по напечатании ее в газете.

Мой недвусмысленный отказ повлек разрыв отношений с доверенным лицом государя.