С. Ю. Витте - [224]

Витте на секунду остановился, а затем продолжил читать:

«Это было в 1897 году; прошло менее 15 лет, в это время уже появилась на свет Божий великая Японская империя, произошла война между Англией и бурами, результатом которой создалось особое государство в Африке, входящее в сферу Английской империи. В значительной степени усилились некоторые южноамериканские республики, – вообще заморские страны приобретают всё большую и большую силу, как политическую, так и военную и экономическую»[250].

Почему он не умер, написав эти строки, которые теперь плясали у него перед глазами огненными буквами? Он с тревогой смотрел на своего внука, о будущем которого строил такие прекрасные мечты; он с горечью был готов благодарить Небо за то, что Леве было всего девять лет. Его сердце сжималось при мысли о родителях, которые должны были отправить своих сыновей на большую бойню.

Ребенок молчал, он не понимал пока того страшного, что происходило в мире, пока солнце в Биаррице светило, как обычно. Но печаль дедушки его беспокоила. Он никогда не видел его таким мрачным. Вдруг раздался автомобильный гудок, и в открытом окне показался въезжавший в аллею роллс-ройс. Витте почувствовал, что перед ним разверзлась бездна; не выдержав, он вышел из комнаты, чтобы сдержать чувства. Немного позже он вернулся.

Он взял мальчика на колени и долго смотрел на него, как будто хотел навсегда запечатлеть в памяти любимые черты. Потом прижал его к сердцу, которое едва билось.

– Мне пора, – сказал он.

Он еще раз сжал его в объятиях, благословил родных и поспешно вышел, не оглядываясь.

Еще раз раздался клаксон, и молнией промелькнул серый автомобиль.

VII. В Петрограде

15 октября 1914 г.

В доме на Каменноостровском происходило заседание Комитета финансов под председательством Витте. Он выглядел усталым и осунувшимся. Дом казался ему холодным и неуютным. Те, кого он любил, кто освещал его полную трудов и разочарований жизнь, – его жена и внук – были далеко. Каждый раз, когда он получал письмо и узнавал почерк жены или круглые буквы Лёвы, у него сжималось сердце. Когда он вновь увидит их? Да и увидит ли вообще?

В силу возраста он уже не мог сражаться за свою страну. Ему оставалось в бездеятельности ждать окончания большой бойни. Его сердце миротворца было разбито. Он, некогда мечтавший о благополучии России, видел теперь, как на нее яростными полчищами надвигались гибельные опасности. Будущее виделось ему таким мрачным! Единственную надежду он возлагал на Божье милосердие. Каждое утро во время своей обычной прогулки он заходил в часовню Спасителя и ставил свечку перед чудотворной иконой.

Государственный долг, долг перед Россией заставлял его вернуться к реальности. С присущей ему резкостью и краткостью он принялся обсуждать сложные проблемы, из-за которых собрались министры.

Сидевшим за столом важным сановникам империи он казался бесстрастным и невозмутимым: лишь он один знал, как истерзана его душа. Посреди дебатов, в которые он пустился со свойственной ему проницательностью и инстинктивным чувством блага родины, ему подали депешу. Наш посланник в Стокгольме сообщал, что его жена и внук отбыли в Петроград.

Получив это неожиданное известие, обычно столь твердый Витте не смог сдержать своих эмоций. Его глаза наполнились слезами. Прерывающимся голосом он сказал:

– Извините меня, я узнал, что приезжают моя жена с Лёвой.

И набожно перекрестился.

Господь услышал его отчаянную мольбу. И вдруг он вспомнил, что в тот день, когда он чувствовал себя таким усталым и одиноким, – 4 сентября – он не сдержался и написал жене:

«Немцы ни к чему не придут. По-моему, Вильгельму надо покончить с собой, чтобы положить конец этой резне. Германия долго будет расколота. Что делает мой мальчик? Когда я думаю о нем, то не могу сдержать слез! Как я несчастен, за что Небо так меня карает?

Твой бедный Сергей».

Прочитав эти строки, его подруга ни секунды не думала об опасности: она без колебаний собралась ехать к нему.

Как он хотел остаться наедине со своим счастьем! Он и мечтать не смел о такой возможности. Ему стоило больших усилий не показать коллегам своего нетерпения.

Несколько дней, отделявших его от долгожданного приезда близких, казались ему нескончаемыми. Он часто ездил в город за игрушками для Лёвы. Бедному мальчику нужно было как-то развлекаться! Пытаясь справиться со своим нетерпением, Витте звонил близким друзьям, чтобы поделиться своей радостью. Наконец настал долгожданный день. Поезд прибывал на вокзал в девять вечера. Витте быстро пообедал и приказал подать автомобиль к восьми часам. Он уже надел пальто, когда ему позвонил начальник вокзала и сообщил, что шведский экспресс сильно опаздывает; на сколько, точно неизвестно. Он обещал оповестить графа, как только узнает что-нибудь. На лице Витте выразилось настоящее отчаяние. Каждые четверть часа ему сообщали о передвижении поезда. Каждый телефонный звонок внушал ему неописуемую тревогу. Не в силах больше сдерживать себя, он позвонил начальнику Финляндской дороги. Тот сообщил, что поезд только что вышел из Териоки. В волнении он, несмотря на мольбы и укоры камердинера, грозившего ему сильным насморком, немедленно поехал навстречу близким.