Виктор Иванович догадался не пригласить нас к столу. В похвалу ему надо сказать, что он был совершенно очарован Парижем. В этом он был искренен, и даже что-то мальчишеское, восторженное вспыхивало в глазах, когда он узнавал знакомое с детства. Вид на Париж с Монмартра великолепен. И, конечно, мы сразу начали игру в отгадки: где что находится. Найти дворец Помпиду, отель де Виль, разумеется, Эйфелеву башню и Лувр было просто, а вот черная могучая крыша перед Лувром не поддавалась определению.
— Это опера, — сказал наконец Виктор Иванович, — нам обязательно надо туда попасть.
Маша так и расцвела улыбкой.
Еще надо замолвить пару слов о Сакре-Кёр. Это огромная белокаменная базилика, в переводе «священное сердце». Она построена на деньги, собранные народом в честь жертв Парижской коммуны. В церкви постоянно идет служба. Вокруг раскинулся парк, вниз идет широченная лестница. Спускаясь по этой лестнице вниз, мы то и дело оглядывались. Некрасивый храм, прямо скажем. Сакре-Кёр стоит на самой макушке Монмартра, он виден с очень многих точек города, право, Париж мог бы построить здесь что-нибудь более нарядное. Во-первых, непонятен стиль базилики, храм похож на индийскую гробницу из плохого кино. Базилика совершенно белая, из-за этого кажется холодной, отчужденной, в ее белизне угадывается неполноценность альбиноса. Да простят меня парижане за эти слова. Впрочем, говорят, они ее сами не любят.
Мы присели отдохнуть на мраморной скамейке, и Маша сказала:
— Знаете, Виктор Иванович, с нами здесь происходят странные события. Мы очень хотели бы с вами посоветоваться.
Вопрос относительно посоветоваться не обсуждался дома, поэтому Машино заявление было для меня полной неожиданностью. Она поймала мой удивленный взгляд и отвела глаза. Но в общем-то Маша права. Кто же нас еще защитит в Париже, как не соотечественник?
— Что же с вами случилось? — спросил он с улыбкой.
— Мы попали в дом, где в кровати лежал труп.
— Как труп? — румянец прямо схлынул с холеных щек Виктора Ивановича. — Вы заявили в полицию?
— Нет. Мы не хотели быть свидетелями неведомо чего. Мы хотели посмотреть Париж. Поэтому мы просто дали объявление в газету. Но дальше пошли еще большие нелепости.
Маша рассказала про погром в доме, про Галкину травму.
— А позавчера… да, Алис, позавчера? В общем, мы сходили к этому особняку и, вообразите, застали там полицию. Местные жители — палижане… Красивое слово, правда? Так вот, палижане рассказали нам, что в городе орудовала шайка негодяев, и их всех поймали. А теперь посоветуйте, что нам делать?
Виктор Иванович уже пришел в себя, он опять был улыбчив и благодушен.
— Если их всех поймали, то надо забыть ваши ужасы, как страшный сон.
— Вы правда так думаете? — Маша вздохнула с облегчением. — И мы так же думаем. Прямо гора с плеч. Но если что, мы можем рассчитывать на вас?
— А если — что? — переспросил Виктор Иванович.
— Ну, если неприятности нас не отпустят.
— Я полностью в вашем распоряжении.
— И вы дадите нам свой телефон?
— Всенепременно, — улыбнулся он.
Обычно при этих словах человек немедленно лезет в карман за записной книжкой. Виктор Иванович и пальцем не пошевельнул, решив, что обещания пока достаточно. Но, видимо, неудобство ситуации он все-таки почувствовал, потому что с противоестественной настойчивостью потащил Машку на карусель. Та вначале упиралась, мол, я не ребенок, но Виктор Иванович словно голову потерял. В его родном городе, оказывается, есть парк, а в этом парке — карусель, и, по странному стечению обстоятельств, карусель та точно такая же, как эта, что стоит с начала века у изножья Монмартра.
Карусель была совсем пустой, только молодой отец с сыном гарцевали на гипсовых конях. Потом в золоченом экипаже появились Маша с Виктором Ивановичем. Господи, надо было видеть ее лицо! Она прижимала к губам букетик цветного горошка, музыка играла, кажется, из «Шербургских зонтиков», а Виктор Иванович что-то нашептывал ей в ухо. Я подумала, может быть, это и есть третье Машкино желание?
Тут в моей душе произошел перелом. Место здравого смысла заняла полная душевная размягченность. Дальше я во всем Маше потворствовала.
— Сейчас к Сене, — скомандовал Виктор Иванович.
— Мы заблудимся. Это сверху видно, как туда идти, а в лабиринте улиц мы сразу потеряем направление.
— А мы по солнцу, — засмеялась Маша. — Здесь одна дорожка под горку.
И что вы думаете? Вот так — под горку — мы и дошли до решетки сада Тюильри. Улица Риволи в этом месте состоит из одних ресторанов. И в каждом полно пустых мест. Виктор Иванович выбрал ресторан с русским меню. На белом листе ватмана было коряво по-русски написано: кулебяка, жаркое, расстегай и прочее.
— Вы занимайте столик, а я позвоню домой, — сказала я.
По счастью, телефон находился в глубине зала. Галка отозвалась сразу, сказала, что все спокойно, что она приготовила ужин, и вообще — хватит шляться, поспешайте к больной подруге!
— Сейчас буду.
Я подошла к Маше и Виктору Ивановичу.
— Господа, я вынуждена вас оставить. Мне звонили из Дюссельдорфа из университета. Зачем-то я им понадобилась. Перезвонят через час. Я только-только успею добраться до дома.