С точки зрения кошки - [9]

— Это Лика, а слева — Эдик, — пояснил он на тот случай, если я вдруг не поняла, что в розовое одет младенец женского пола, а в голубое — мужского.

Забыла сказать, они назвали детей Анжелика и Эдуард. Я чуть не упала, когда услышала. Леське, правда, понравилось, потому что Эдуард — это почти что Эдвард. Она только сокрушалась, что девочку зовут не Белла. Что ж так.

— Хотела узнать, а почему вы назвали её Анжеликой? — спросила я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Катино любимое имя. Она обожает фильмы про Анжелику — ну, эту, которая «маркиза ангелов».

— М-м.

— И книжки про неё тоже любит, — поспешно добавил он, чтобы дать мне понять: его жена и читать умеет. Вот это да! Ай да жена, ай да умница.

Странно, что сына не назвали Жоффрей де Пейрак. Было бы классно, Жоффрей де Пейрак Антонов. Хотя имя, наверное, в этом случае писалось бы слитно — Жоффрейдепейрак. О, так ещё лучше.

Я невольно улыбнулась. Отец решил, что меня умилила фотография детенышей и тут же предложил:

— Хочешь прямо сейчас на них посмотреть?

— Нет, мне уроки надо делать, — поспешно отказалась я, не в силах придумать более правдоподобный предлог для отказа. — Зачем ты пришёл?

Отец удивлённо на меня посмотрел.

— Как «зачем»? Я соскучился. Думал, встречу тебя после школы, куда-нибудь сходим, поболтаем. Куда хочешь пойти?

Будто мы не виделись всего пару дней.

Мне хотелось чем-нибудь его огорошить. Может, соврать, что я беременна? Что мы перебиваемся с хлеба на воду? Что я решила сменить пол?

Я посмотрела в его спокойное лицо и поняла, что ему будет все равно, что бы я ни сказала.

— Пап, у тебя новая семья и новые дети. Уделяй им побольше внимания, ладно? А то вырастут закомплексованными мизантропами. Я пойду домой. Мне уроки надо делать, — повторила я, как за спасательный круг цепляясь за эту ничтожную причину.

На полпути я обернулась.

Нет, мне вовсе не хотелось, чтобы он бросился за мной или хотя бы стоял и смотрел вслед.

Я не ждала, что он попросит прощения за то, что я так редко его видела в детстве, что слышала все их с мамой ссоры (хотя ругались они громким шёпотом). За то, что бросил нас с мамой.

Ни капельки не хотелось. Абсолютно. Совсем не ждала.

Я вру. Ждала. Но, когда обернулась, то не увидела даже отцовской спины.

От ворот школы отъезжал его ярко-красный, в тон новому джемперу, автомобиль.

* * *

Так уж выходит, что я почти всегда пропускаю обед: или просто забываю, или специально — мне не нравится есть в одиночестве. Чтобы мама не волновалась, говорю ей, что обедаю в школе. А вот ужин не пропускаю никогда. Мама приходит с работы, и мы едим вместе. Я не так уж часто её вижу, так что ужин — одна из немногих возможностей поговорить.

— Что нового? — спросила мама.

На кухне чудесно. Правда, одна лампочка в люстре перегорела, но из-за этого с потолка льётся такой мягкий приглушённый свет. Вкусно пахнет едой и свежезаваренным чаем.

— У Леськи виртуальный роман. На обществознание приходил психолог и спасал наши души. Получила тройку по алгебре. Отец встретил меня после школы. Положишь ещё курицы? — быстро выпалила я, почти скороговоркой произнеся фразу про отца. Я не хотела этого говорить, но начала и как-то не смогла остановиться. Глупо надеяться, что вопрос про курицу спасёт положение, она всё равно услышала, что я сказала об отце. Мало того, что ежедневно напоминаю о нём одним своим внешним видом, так ещё и сейчас… Ненавижу свой болтливый язык.

Мама забрала у меня тарелку и подошла к плите.

— Что ему нужно?

Я сделала вид, что не поняла вопрос. Зачем вообще сказала про отца? Когда про него говорю, у мамы портится настроение и лицо становится такое жалкое, будто её ударили. Сейчас она стоит ко мне спиной, но я знаю, что у неё именно такое выражение лица. Она расстроилась, и виновата в этом я.

— Психологу? Понятия не имею. Может, исследование какое проводит. Слышала, тут в Америке такое занятное исследование проводили. Взяли, значит, триста человек, и…

— Не психологу. Отцу твоему.

— Да ничего, — отмахнулась я. — Пообщаться хотел. И чтобы я увиделась с… С его детьми.

Мама натянуто улыбнулась.

— С Анжеликой и Эдуардом?

— Ага. Да ну его, мам, правда? Это старческий маразм уже. Ходит по городу, собирает своих старых детей… Испугался, знать, что новые не успеют вырасти к тому времени, когда ему стакан воды нужно будет подать. Ну его, да? Давай есть. А хочешь… — Я лихорадочно соображала, что бы такое предложить. — А хочешь, я покажу тебе мою тройку по алгебре?

На мамину тарелку упала капля воды, росинкой заблестев на куриной грудке. Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, что это не вода.

Я подошла к маме и крепко её обняла.

Глава 3

За окном лил дождь. Осенью всегда дождь. Особенно в моём районе. Так уж получается, что здесь он идёт даже тогда, когда в центре солнечно — наверное, над нами нависла какая-то вечная туча, прогнать которую не под силу даже очень сильному ветру.

Пятиэтажки намокли и стали того особенного оттенка серого, который пару веков назад называли «цветом паука, замышляющего преступление». В девятнадцатом веке было много забавных названий цветов и оттенков. «Цвет бедра испуганной нимфы», например. Но это уже, конечно, розовый.