С.С.С.М. - [3]

А потом на площадь вышли лучшие рабочие завода махолетов. Их Краслен хотел увидеть больше всех.

— Если б ты поменьше думала о глупостях, была бы среди них, — заметил он Бензине, слезшей с его плеч.

— Подумаешь! А сам-то! — фыркнула подруга.

— Вообще-то я был в том году! А вот ты…

— Баррикадкина бригада нашу обошла в последний день! Мы были лучшими! А все из-за Абстракции… Умудрилась сделать целых три бракованных выкройки, растяпа! Без нее бы…

— Ладно, не расстраивайся! Я же не всерьез, я ж так, любя…

— Любя-шутя-нарочно!

— Главное, Зиночка, что мы с тобой даем стране летатлины! Баррикадины девчата свою честь заслужили. Не завидуй, придет и твое время.

Каждый цех выбирал лучших рабочих, достойных пройти по площади в этот знаменательный день. Краслен, конечно, не отказался бы, если бы товарищи снова отправили его. Но выбор пал на Революция — Люська, который, кроме производственной работы, был еще рабкором, сочинял статьи в «Коммунию» и в «Май», писал агитки, делал стенгазету. Вон он, кажется, шагает с транспарантом, где написано «Даешь соревнование!». Краслен махнул рукой. Люсек его не видит. Жаль. А вон Никифоров! Он даром что старик, даст фору авангардовцу. И в партии сорок два года. Кажется, так не случалось ни разу, чтоб не был Никифоров здесь, на параде, в колонне завода. С ним рядом шагает директор Непейко. А сверху, над всеми, летит, мерно махая крылами, начальник рабкома — Маратыч. Живая реклама летатлинов!

Потом шел завод «Теслэнерго». На нем выпускали устройства для передачи электроэнергии на расстояние. Краснострания уже освобождалась от унылой паутины проводов, и ЛЭП теперь остались лишь в глуши, куда пока что не успел дойти прогресс. Махолетчики парили, не боясь высоковольтных линий и столбов, так портивших ландшафт. Устройства для энергопередачи выпускали разного размера: маленькие — для соединения зданий и подстанций, а большие — в целях обороны. Буржуинам было ясно, что С. С. С. М. сумеет защитить себя и в случае агрессии, не мешкая, поразит столицу противника пучком управляемых молний. Так что людям в серебристой спецодежде, везшим на тележках образцы своей продукции, не напрасно доставались цветы, аплодисменты и восторженные взгляды.

За электриками двигались текстильщицы — все в белом, все босые, молодые и прекрасные. Их было не так много, около десятка: каждая работала на ста — двустах станках. Краслен залюбовался: шествие воздушных, сказочных волшебниц, осыпаемых листовками, как снегом, не могло его оставить равнодушным. Бензина не из ревности, конечно (это буржуазное переживание кануло в лету вместе с остальными атрибутами частной собственности), а только шутки ради закрыла ему глаза.

…Когда она открыла их, уже шла техника. Большие трактора везли орудия на платформах. Следом двигались пупырчатые клепаные танки. Девушка считала их похожими на помесь жабы с крокодилом, Краслену же были по вкусу эти чудеса инженерной мысли. Хотелось хоть разок залезть туда, увидеть, что внутри… а может быть, даже вступить в бой с силами Капитала…

За прожекторным отрядом шли машины-звукоуловители, которые могли услышать шум аэроплана на далеком расстоянии. За звукоуловителями — новые модели грузовых автомобилей. За грузовиками — мотопехотинцы. Дальше — мирные машины: рыбовозные, цементные, пожарные, автобусы…

Больше всего Бензину поразил большой-большой, размером с целый дом единоличника, шагающий экскаватор. Он ковылял неуклюже, переваливаясь с боку на бок, но всем своим видом излучал мощь и величие. На стреле сидели несколько рабочих, весело размахивающих флагами.

А потом все небо словно заволокло огромной тучей, случилось маленькое солнечное затмение. Это шел огромный цеппелин. С него бросали прокламации, цветы и конфетти.

— Эх, вот бы прокатиться! — с восхищением сказал Краслен. Он пока ни разу за свою жизнь не успел полетать на дирижабле.

Дальше были гидропланы, авиетки, геликоптеры… Поднялась в небо и пугающе зажужжала авиаистребительная пила — гигантский вертящийся диск, готовый крошить самолеты противников в воздухе. Сто аэропланов пролетели над головами, корпусами выстроив предложение «Слава красностранскому народу!».

Наконец, когда на площади остался только оркестр, раздались звуки вальса. Краслен и Бензина пошли танцевать, как и все остальные, кому повезло наблюдать это яркое зрелище — тридцать пятый триумф красностранцев.

Улицы Свободы и Труда, пересекаясь там, где находилась площадь Индустрии, и служа осями города, делили его на четыре части: две жилые, состоявше из крупных комбинатов (каждый — десять тысяч человек) и располагавшиеся по диагонали друг от друга; производственная зона, а также зона для отдыха. В эту-то, последнюю, Краслен с Бензиной и пошли после парада.

До вечера они гуляли по общественному саду, развлекались на аттракционах — разумеется, бесплатных, ели эскимо. Эскимо тоже раздавали даром, как и все продукты питания: сельхозкоммуны с самой лучшей техникой и новыми породами животных, новыми сортами зерновых и овощей давали урожаи, позволявшие кормиться и аграрным, и промышленным рабочим. Для приобретения продуктов нужно было предъявить лишь удостоверение с работы, но раздатчицы частенько не смотрели на него: бездельников и «лишних» в Краснострании давно уже не водилось. Ни очередей, ни давки не было: обычно ели дома, то есть в комбинатовской столовой, или же в общественной — тогда, когда гуляли в зоне отдыха. Поэтому на улицах и в бывших продуктовых магазинах раздавали только лакомства: ландринки, шоколадки, лимонад и тому подобное.