Нет, на этот раз я вижу зверя, остановившегося среди поляны и тревожно обнюхивающего воздух. Толкаю в бок дремлющего приятеля, тщательно целюсь и стреляю. Кабан, как подкошенный, валится на землю.
— Как я его здорово хватил! — радостно восклицает мой товарищ.
— Не ты, а я: ведь стрелял-то я! — говорю ему.
— Нет я! — возражает он.
Оказывается, мы выстрелили одновременно и каждый из нас был уверен, что стрелял только он один.
Не трогаясь с места, мы решили посидеть еще немного. Прошло добрых полчаса, и я увидел высунувшуюся из зарослей колючки голову большого кабана. Он, по-видимому, почуял или нас, или погибшего сотоварища и дальше идти не решался. Я выстрелил. Испуганно фыркнув, кабан скрылся в зарослях. Толстая лобная кость, по которой скользнула картечь, спасла его.
Делать было больше нечего, и мы, поднявшись с тропы, подошли к нашему трофею. Молодой, упитанный кабан лежал перед нами, освещенный первыми лучами восходящего солнца.
Зубр — крупное темно-бурое животное, весом до 20 и более пудов, с большой массивной головой, увенчанной сильными рогами, с мощной передней частью туловища. Это могучее животное довольно подвижно и в лесной чаще своеобразно красиво. В стаде зубр — спокойное и мирное животное. Держась обыкновенно небольшими группами, в 5–7 голов, зубры спокойно пасутся, пощипывая лесные травы или молодые ветки деревьев, и подпускают к себе человека на близкое расстояние.
Исследуя в 1913 году торфяные болота Беловежской пущи, я однажды забрел далеко в глубь леса. Рассматривая вынутые образцы торфа, я услышал какой-то шум и, когда поднял голову, увидел, что нахожусь среди стада зубров, мирно пощипывающих траву и не заметивших меня за кустами. Затаив дыхание, я остался неподвижным и успел насчитать семнадцать зубров, среди которых были и старые и молодые зубрицы, телята и громадный зубр-самец. Посмотрев на меня с некоторым раздражением, выразившимся в недовольном мычании и в ударах ногой о землю, бык, а за ним и все стадо скрылись в лесной чаще.
Но не так мирно обходится встреча со старым зубром-одинцом, отогнанным от стада молодым и более сильным соперником. Такие зубры, ведущие одинокую жизнь, становятся злобными и могут нападать на человека.
Как-то мне пришлось ехать в телеге по беловежскому шоссе.
Было раннее утро, нависший туман волнами колыхался, цепляясь за деревья и придавая им причудливые очертания. Восходящее солнце лишь иногда пронзало своими лучами эту завесу.
Наша лошадь бежала неторопливой рысцой, помахивая головой и пошевеливая ушами. Мой возчик, немолодой уже белорусе, рассказывал о своей тяжелой жизни в Полесье, среди непроходимых болот, в постоянной нужде и болезнях.
Туман начал понемногу подниматься и становиться все реже и прозрачней. Наконец, показалось и солнце, осветив влажные ели и дубы.
Лошадь вдруг остановилась и тревожно захрапела, насторожив уши. Взглянув вперед, мы с возчиком увидели шагах в двадцати от нас лежащего поперек дороги огромного старого зубра.
Зубр лежал совершенно неподвижно, как бронзовое изваяние, и лишь злобно посматривал на нас темными, влажными глазами. Несмотря на наше приближение, он не обнаруживал никакого желания уступать дорогу.
Не зная, как отогнать зубра с дороги, мы начали покрикивать, но это не помогло: зубр продолжал лежать. Тогда мой возчик, потеряв терпенье, бросил в него палку. В одно мгновенье зубр вскочил и, разъяренный, ринулся на нас. Лошадь с испугу бросилась в сторону, а подбежавший зубр ударами рогов перевернул телегу под откос вместе с нами.
Удовлетворенный легкой победой, он, мотая головой и пофыркивая, неторопливо спустился с шоссе и скрылся в лесу.
К нашему счастью, мы отделались легкими ушибами.
Второй раз мне пришлось встретиться с зубром в лесу один на один.
Я не был вооружен и поэтому, при приближении зубра, поспешил спрятаться за большую сосну. Зубр быстро подошел к сосне и, ударяя в нее рогами, старался достать меня, обходя кругом дерева.
Хорошо, что этот мой «поединок» с разъяренным зверем происходил недалеко от дома лесника, который, услышав мои, далеко не воинственные, крики, поспешил на выручку и выстрелами из дробовика отогнал зубра.
Рано утром на трех санях-розвальнях мы едем по еще безлюдным улицам города, минуем пригородное село и выезжаем на Можарову гору. Перед нами открывается грандиозная панорама: на фоне пылающей утренней зари синеет темной полосой засурский лес; необъятно широко раскинулась пойма Суры. Справа лежат отлогие холмы, по которым, как стадо овец, рассыпался кудрявыми группами мелкий лес, позолоченный восходящим солнцем и затянутый сине-розовым утренним туманом.
Впереди что-то мелькнуло, и неожиданно из-за кустов недалеко от дороги показалась красавица лиса-огневка. Она «мышкует» — грациозными прыжками ловит неосторожных мышей. Увлеченная своей охотой, лиса подпускает нас к себе так близко, что мы отчетливо видим ее черные глаза, красную пушистую шубу и пышный хвост с белым кончиком. А вот по лощине, нам наперерез, катит во всю прыть заяц-русак; по его следу с заливистым лаем несутся гончие рано вышедшего в поле охотника.