С престола в монастырь (Любони) - [74]

Мешко был молчалив и бездействовал — но все его знали и боялись. Никто не сомневался, что все, кто его окружает: двор, войско, чиновники будут слепо исполнять его приказания. Да и не было повода для восстания, так как князь явно ничего не предпринимал против старых обычаев.

Между тем число христиан увеличивалось с каждым днем, но меньше всего их появлялось в народе, который твердо держался того, к чему привык испокон веков.

С виду казалось, что в стране было все безусловно спокойно, но князь знал через доверенных людей, что в лесах бурлило, и народ готовился к серьезной защите. Возможно, что по этой причине князь откладывал крещение до момента, когда мог быть уверенным в полной победе… В торжественной тишине готовилось великое дело, которое в будущем должно было составить счастье всего народа.

И среди этой усердной, но невидной работы, на границе по-старому происходили стычки с Героном и его наместниками, которые боролись с полянами будто бы во славу христианства. Иногда во главе отрядов шел сам Мешко, иногда посылал своего брата Сыдбора, который сражался с отменным счастьем.

Наступил праздник Пасхи. Иордан немало намучился, желая заставить князя соблюдать пост, в чем Дубравка очень помогала священнику. Мешко ничуть не обращал на них внимания и по-старому велел подавать к столу мясо, заставляя и жену есть его и с пренебрежением относясь к увещеваниям священника. Уже сорокаденный пост подходил к концу, как в один прекрасный день князь объявил, что куда-то едет.

Дубравка, смеясь, спросила мужа, не убегает ли он от строгостей поста, так как эта суровость распространялась, как рассказывает Дитмар, не только на изгнание мяса, но и на все телесные удовольствия, от которых приходилось воздерживаться во время поста.

Мешка, впрочем, не особенно стесняли все эти запрещения, а на вопрос Дубравки он сделал головой какой-то двусмысленный знак.

Дубравка старалась выпытать у мужа, куда он едет, но князь отвечал ей только молчанием или улыбкой; она пробовала узнать, долго ли будет отсутствовать, но князь равнодушно отвечал ей, что заранее не умеет рассчитать.

Это путешествие было окутано какой-то необыкновенной таинственностью. Князь, обставлявший обыкновенно свои поездки большой пышностью, на этот раз взял с собою только два десятка людей. Но что казалось более всего странным, это то, что князя должен был сопровождать отец Иордан. Платье и лошади, из которых наблюдательная Дубравка хотела вынести какое-нибудь заключение, были выбраны так, как будто князь не особенно желал обнаруживать свой сан. Отряд составили не особенно с виду мизерный, но и не пышный.

Княгиню охватила какая-то тревога. Зная храбрость своего мужа, она боялась, что он с этой маленькой горстью людей готов предпринять какой-нибудь опасный набег на врага. Она пробовала узнать у ксендза Иордана о цели их поездки, но священник ей поручился честным словом, что ему тоже ничего не известно, и что он едет с князем, исполняя его приказание.

Однажды ночью, задолго до рассвета, прежде чем проснулись придворные, князь сел на коня и с крохотным отрядом исчез из замка. Никто не мог даже сказать, в какую сторону он направился.

Старая Ружана, желая заслужить милость своей госпожи, утром при встрече шепнула ей, что она узнала от гардеробщика, будто князь Мешко взял с собою в путь платья и оружие немецкого покроя, а людям, ехавшим с ним, приказал одеться так, чтобы по костюму нельзя было узнать, откуда они едут. Из всего этого можно было заключить, что едут они к немцам, это подтверждало и то, что князь велел следовать за собою ксендзу Иордану.

Княгине было известно, что Мешко, живя по соседству с немцами и имея с ними беспрестанные сношения, еще в детстве прекрасно изучил их язык, поэтому мог очень легко пробраться к ним незамеченным. И мысль, что Мешко отправился к врагам, не давала ей покоя, наполняя сердце тревогой, так как на пути кто-нибудь мог его встретить из тех, которые видели его на поле битвы или на съездах, или же при заключениях договоров на границе.

На самом деле Мешко, никому не открываясь, поехал к немецкой границе, к саксам.

Как раз на полпути, Мешко встретился с Хотеком, являвшимся вождем лютыков, недавно обращенным в христианство, с которым у князя были очень частые, хотя и тайные сношения. Они соединились, а Мешко, приняв имя князя Вротка, родственника Хотека, с удвоенным отрядом вступил на немецкую землю.

Не боялся Мешко ни измены, ни предательства, ехал совершенно спокойно, не выказывая ни малейшей тревоги, ехал в качестве императорского союзника, направляясь к Кведлингбургу, где обыкновенно император Оттон проводил праздник Пасхи.

Зная немецкие земли только из рассказов, Мешко в первый раз в жизни имел возможность присмотреться там ко всему вблизи и убедиться в большой разнице, существовавшей между немецкими и славянскими землями.

Проезжали мимо городов, сел, колоний, замков, свидетельствовавших о богатстве страны, о совершенно другом ее устройстве, казавшимися таким сильным, что никакая война не могла бы их уничтожить… Народ жил дружно, подчиняясь законам и безропотно повинуясь суровым властям.