С первым открытием, Костик! - [5]

— Как бы не так! Попробуй только!

— И попробую. Мне их закопать — тьфу! Ничего не стоит! — Филька вразвалку подошел ко мне.

Я отступил на шаг и снова принялся за работу, поглядывая на Фильку: «Кто его знает, еще возьмет да стукнет сзади…»

— Связываться с таким неохота!

Филька опять уселся на осину и принялся назло мне выдумывать всякую гадость: дескать, дафнии в ямах жить не станут и обязательно протухнут, и рыбы их есть не будут, и сейчас купаться надо, а не в земле рыться. Чтобы раздразнить меня еще пуще, Филька даже стал разводить руками, словно плыл. А потом принялся отфыркиваться, будто только что вынырнул.

Но я твердо решил не обращать на него внимания, так твердо решил, что даже стиснул зубы. Филька — слово, а я — лопатой в землю, он другое — я снова копну. Быстро дело пошло.

Видно, надоело Фильке, вскочил он на поваленный ствол, раскинул руки — и бегом, словно канатоходец. Потом спрыгнул — и ко мне.

— Дай, — говорит, — копну.

Так-то я ему и дал!

— Нет, — говорю, — уж сами обойдемся!

— Сами? — переспросил Филька. — Ну так получай! — И трахнул меня по затылку, а сам — в лес.

Я даже сдачи не успел дать. А потом подумал и решил, что еще успею, никуда Филька от меня не денется.

Через день ямы были готовы. Я то и дело бегал к ним, чтобы поглядеть, как набирается вода. Прибывала она медленно. Но тут мне повезло. Двое суток подряд лил дождь, и, когда он кончился, воды в ямах было полно.

Папа поговорил со сторожем дядей Андреем, тот запряг станционную лошадь — старого Копчика, поставил на телегу большущий бидон, и мы поехали на лесной прудок.

Планктонной сеткой, похожей на сачок без палки, я быстро наловил дафний, и мы двинулись обратно к дому.

У лаборатории нас встретил папа.

— Ну, как «охота»? — спросил он, подходя к телеге, с которой дядя Андрей снимал бидон. — Покажите-ка! — Папа откинул крышку бидона, наклонил его, плеснул на ладонь немного воды, кишевшей дафниями. — Ба, тут на десяток ям хватит!

Мы подняли бидон и понесли его по узкой тропке к ямам.

Скоро в ямах заплясали рыжие точки. Они прыгали из стороны в сторону, то опускаясь в темную глубину, то снова танцуя у поверхности.

Папа и дядя Андрей уже давно ушли, а я все глядел и глядел на резвящихся в воде дафний. До чего же хорошие ямы я выкопал! Рыбу разводить можно, не то что дафний!

— Эй, ну-ка дай взглянуть! — неожиданно раздался Филькин голос. — Ой, смотри сколько… — Филька лег на живот и опустил голову к воде. — Знатно!

«Ага, небось завидно!» — подумал я и, пожав плечами, небрежно сказал:

— Это что! Знаешь сколько их будет, когда разведутся? Ведром черпать можно. Во!

— Ведром? — Филька поднялся и подошел ко мне. — А не врешь?

— Ей-ей!

Филька что-то хмыкнул и медленно зашагал в лес. «Может, взять его в помощники? — подумал я. — Да нет, он главным захочет быть. А ведь ямы выкопал я, и дафний наловил я. Значит, я и главный! Нет уж, один управлюсь».

Я осмотрел ямы, снял с воды несколько березовых листочков. Они были совсем желтые — значит, скоро в Москву, в школу…

— Обедать! — донесся издалека папин голос.

Все уже рассаживались за широким и длинным столом, врытым прямо на луговине. Я занял свое место на скамье рядом с папой. Напротив сидел Филька и уплетал горячие жирные щи.

Все ели молча, изредка перебрасываясь фразами. Но вот папа отодвинул тарелку, нахмурил брови и, потерев лоб, взглянул на меня.

— Завтра начнем сушить дафний. Запасать на зиму. Одному тебе, пожалуй, не справиться, а помощников нет. Вот разве Филя поможет?

Я хотел было сказать, что и один управлюсь, но смолчал.

— Да небось он не согласится! — Филька кивнул головой в мою сторону. — Он все один хочет.

— А ты только дразнишься, — сказал я.

— Итак, завтра будете сушить дафний. — Папа взял вилку и принялся за второе.

На следующее утро все началось, как я и думал: мы еще не насушили ни грамма, а уже поссорились. И все из-за того, что оба хотели и ловить Дафний, и выливать их на жестяные противни, которые потом надо было ставить на солнцепек, чтобы вся вода испарилась.

Наконец Филька все же уступил мне и принялся ловить дафний, а я выливал их на противни.

Когда все четыре противня, наполненные кашицей из дафний, стояли на солнцепеке, мы побежали купаться.

От ныряния у Фильки губы стали синими, будто он черники наелся, а у меня вся кожа пупырышками покрылась. Чтобы согреться, мы наперегонки побежали назад к ямам. Там нас ожидало такое, от чего мигом стало жарко, словно мы и не купались.

На одном из противней сидел черный котенок Тишка и старательно размазывал лапой подсыхавшую кашицу. Два других противня валялись вверх дном, а четвертый был весь засыпан землей.

Филька схватил кусок дерна и что было сил запустил в котенка.

Тишка ловко увернулся и бросился в кусты. А мы — за ним. Да куда там — разве догонишь!

Пришлось все начинать сызнова. Но зато мы столько дафний насушили, что их папе на всю зиму хватило да еще осталось.

ТАЙНА ЩИТНЯ

Луж была уйма. В лужах отражались стволы, ветки, юркие солнечные зайчики, словно выпрыгнувшие из густой листвы.

Но вода в них была мертвой. Так сказал папа. И вправду, сколько я ни глядел в лужи, не увидел в них ни дафний, ни пиявок, ни дрыгающих брюшком комариных личинок. Не было в ней и таинственного щитня, которого я ни разу так и не видел.