С первого взгляда - [40]
— Нет.
— Что?
— Ты выбиваешь оружие из моих рук, Лили Роуз. Ты делаешь меня слабым и трусливым. Я должен думать о том, как уничтожить этого ублюдка — а вместо этого буду бояться только за тебя.
— Может, это и к лучшему? «Служить и защищать» — помнишь? Ведь не «Поймать и застрелить»…
— Ты не знаешь, о ком идет речь, Лил. Я говорил с ним. Слушал его. Он не человек. Он даже не зверь — звери никогда не убивают забавы ради. Он — монстр. Нелюдь. И он не безумен, о нет. У него холодный ум программиста, он прекрасно умеет просчитывать ситуации.
— Его отправят лечиться…
— Он на это очень рассчитывает. Нет, неправильно. Он ни на что не рассчитывает. Смерти он не боится, на жизнь ему наплевать. Тилем Рикманом владеет лишь одна страсть — желание отомстить за смерть брата. Что будет дальше, его не заботит. Для таких, как он, есть лишь одно справедливое наказание — смерть.
Они помолчали, сидя рядом на теплом камне, а потом Дик глухо бросил:
— Будем надеяться, сейчас его рядом нет. Где ты оставила машину?
— Внизу… Зачем тебе моя машина?
— Тебе, не мне. Поедешь в Чикаго, явишься в управление и будешь там сидеть, пока все не кончится.
— Уже бегу.
— Я серьезно.
— Я тоже. Дик, прекрати изображать из себя немногословного шерифа. Я тебе не грудная девочка, не подчиненная и не…
— Лил!
— Я останусь.
— Ты не понимаешь. Тут не идет речь о прикрытии, о какой-то честной схватке, о возможности переговоров… Он — чудовище. Он может подкрасться ко мне сзади и перерезать мне горло, а потом спокойненько водить тебя по лесу, пока ты не вымотаешься, и…
— Хватит гадости рассказывать. Ты — хронический идиот, глухой пень и упрямый осел.
— Почему это?
— Потому, что ты даже не расслышал, что я только что сказала. Или не понял. Или забыл. Я люблю тебя. Я не смогу без тебя жить. Мне незачем прятаться в управлении и ждать, чем дело кончится, я умру от сердечного приступа. Поэтому я никуда не поеду. Тем более что скоро люди Донована…
— Люди Донована сюда не придут. Во всяком случае, придут не скоро. Лил… так нечестно.
— Нечестно?! Ты мне еще будешь говорить о честности?
— Я не могу ничего тебе дать, я не могу давать обещаний…
— Трус! Я же слышала, что ты сказал!
— Что? Когда?
— У меня в комнате, придурок. Когда собираешься поведать спящему человеку страшную тайну — подергай его сперва за ногу и удостоверься, что он действительно спит. Я — не спала. Я тебя видела и слышала.
— А ты изменилась за эти годы…
— Не больше чем ты. Раньше ты не боялся говорить правду.
— Почем ты знаешь, может, я ночью врал?
— Тогда ты действительно полный идиот. Залезть в чужую комнату и наплести с три короба крепко спящему человеку! Глупее… я даже не знаю что. Пожалуй, только признаться в любви два раза подряд и ни разу не получить ответа. Дик! Посмотри на меня. Повтори мне сейчас, здесь то, что говорил ночью. Ну!
— Я…
Она ждала, но с каждой секундой надежда услышать от Дика Хантера слова признания в любви таяла, как вечерний туман. Он отвел глаза и упрямо пялился на кривую осину, нависшую над хижиной. Скулы закаменели.
Лили Роуз почувствовала сильнейшее желание врезать Дику Хантеру прямо по упрямой башке, но что-то ее остановило. Что-то в позе Дика, в той неестественной напряженности, с которой он пялился на несчастную осину…
Она молча протянула руку и тронула его за плечо. Он в ответ вскинул ладонь, потом замелькали пальцы… Память услужливо подкинула отгадку — простейшая сигнальная система жестов, известная каждому, кто служил в армии или полиции.
«Внимание!», «Вижу противника», «В укрытие», «Цель справа»…
Она бесшумно — на этот раз действительно бесшумно — опустилась на землю и посмотрела в ту сторону, куда смотрел Дик.
Осина была ни при чем. Просто она росла на обрыве, рядом с хижиной, а под обрывом, прямо по берегу ручья, проходила тропа, по которой Лили сюда и поднялась. Тропа вилась по холму причудливыми зигзагами, и отсюда, с верхней точки, почти весь этот серпантин просматривался. Так вот, в самом низу, у кромки густого кустарника, мелькал огонек. Насколько Лили могла определить — потайной фонарик с направленным лучом. Если бы обладатель фонарика чуть лучше знал эти места, они бы могли вообще его не заметить, но он оступался — и тогда луч фонарика отражался в воде.
Лили Роуз посмотрела на Дика и увидела, что в руке у него уже появился «люгер». Она достала свой пистолет и бесшумно взвела курок.
— Теперь я, пожалуй, не пойду к машине… если ты не против.
— Нет. К машине пойду я.
— Ты спятил?
— Я к своей машине пойду, не к твоей.
— А я?!
— А ты пойдешь со мной. Не отставай ни на шаг. Не дай ему нас разделить.
Он замолчал, и в его глазах на мгновение промелькнуло странное выражение — Лили Роуз была бы счастлива видеть его почаще. Промелькнуло и погасло. Дик быстро окинул ее взглядом, совершенно лишенным каких бы то ни было эмоций.
— Перешнуруй кроссовки. И не вздумай падать и подворачивать ногу — нам надо все сделать очень быстро, а ночью через лес я тебя не дотащу.
Она кивнула, быстро перешнуровала обувь, выпрямилась, стиснув в руке пистолет, и двинулась вслед за Диком. Примерно через три минуты она начисто перестала понимать, в каком направлении они идут — все знакомые ей ориентиры остались где-то позади… или сбоку…
Жизнь веселой и беззаботной Джессики Лидделл меняется в одночасье. Неожиданно она становится опекуншей маленькой осиротевшей девочки. Джессике приходится нелегко, но когда на опеку начинает претендовать другой человек, девушка вступает с ним в борьбу, проигрывает ее и… получает лучший в мире утешительный приз…
Моника Слай больше всего на свете боится кому-нибудь помешать. Она робка и незаметна, она полезна – и невидима для окружающих. Ее самооценка стремится к Абсолютному Нулю. Она работает на главного плейбоя города уже три года, но он вряд ли узнает ее, встретив вне работы. Куда податься несчастной девушке? Разумеется, к психотерапевту…
Он был знаком с ней два дня и не знал о ней ровным счетом ничего, кроме того, что она потрясающая, сногсшибательная, великолепная, чувственная, красивая, обаятельная, остроумная, высокая, рыжая, хорошо готовит, добрая, любит детей, у нее сладкие губы и душистая кожа, она танцует как цыганка и колдует как… колдунья, она ирландка, она не боится разговаривать даже о самом неприятном, она умеет слушать и слышать… Вполне достаточно, чтобы влюбиться. Он и влюбился. Однако вынужден держать свои чувства в узде, поскольку уверен, что над ним висит страшное проклятие…
Она ловила каждый его взгляд, она замирала от счастья, когда он просто хлопал ее по плечу. Ей было девятнадцать лет, и красавчик-старшекурсник казался ей чуть ли не Богом. Однажды он предложил ей шутливое соглашение, и она согласилась. Она согласилась бы даже спрыгнуть с крыши небоскреба, если бы он этого захотел…Прошло семь лет. Она красива, самостоятельна и одинока, она сама строит свою жизнь. И вдруг ей приходит судебное уведомление: она должна выполнить условия подписанного ею контракта!
Может ли цветочница влюбиться в миллионера при условии, что он молод, красив и сексуален? Да! А может ли миллионер влюбиться в цветочницу, если она молода, красива и так далее? Возможно. Но он ни за что и никогда на ней не женится!!! – так решила цветочница и отвергла миллионера…
Скромная девушка Морин работает учительницей словесности. Ее сестра-близнец Мэгги танцует в ночном клубе. Морин робко и безответно влюблена в почтенного вдовца, директора колледжа. Мэгги – страстно и взаимно любит гангстера. Но однажды судьбы сестер переплетаются и спутываются, и вот уже невозможно понять, где Мэгги, где Морин, кто кого любит и чем вообще закончится весь этот веселый и жутковатый карнавал…
Спин-офф (вбоквел) к первому тому «Двух миров». На дворе май 1996-го; ученики Хогвартса готовятся к экзаменам, в то время как некоторые обитатели замка прилагают все усилия, чтобы избавиться от скуки.
Жюстин Винтер вернулась в родительский дом, расположенный в заливе Джорджиан-Бей, чтобы управлять семейным бизнесом – небольшим коттеджным поселком. Девушка энергично берется за дело, но внезапно в ее офисе появляется бизнесмен-красавец Кэссон Форрестер и заявляет, что намеревается купить землю Винтеров под строительство прибрежного курорта. Жюстин в резкой форме отказывается от сделки. Но ей приходится часто встречаться с Кэссоном, все лучше узнавая своего «противника», Жюстин не в силах сопротивляться его обаянию и вскоре влюбляется в него…
— Ты меня любишь? — пораженно произнесла я, сердце сделало кульбит. Было и волнительно, и жутко раздражающе. Юджин снова валился ко мне и наводил шороху. — Да, безумно. Жить без тебя не могу, — внезапно тихо прошептал он, сокращая расстояние. — Боже, какие у тебя прекрасные глаза, — продолжил он бархатным голосом, оттесняя к стене. — Вот, опять! — Юджин снова пришёл в себя, и отскочил, а затем помрачнел и занял стул, на котором совсем недавно сидел Адонис. Я же совсем ошалела. — Что ты собирался сделать? — Наверное, поцеловать.
— Ты снова проиграл, — донесся до смущенного юноши голос его парня. — Ты ведь знал об этом? — откинув одеяло, пискнул тот, еще не проснувшись. — Конечно, — в дверях спальни показалась самоуверенная физиономия. — Еще ни разу ты не выдержал всю процедуру прелюдии, на самом интересном прося тебя трахнуть, — усмехнулся второй парень. — А посему, получи задание… В его руке оказался вибратор…
Друг всегда прикалывался надо мной из-за моего увлечения и рода занятий, я актер в детском театре. А тут получилось так, что прикололся над ним.
Настоящая сказочная принцесса всегда знает, с чем подать дракона. Настоящий сказочный дракон даже не представляет, какого противника встретит в лице принцессы.