С палаткой по Африке - [58]

Между тем нет ни одного транспортного средства, которое требовало бы такого несложного ухода. Даже самая яростная муха цеце не в силах повредить велосипеду, ему страшны только колючки, вызывающие проколы шин. Протоптанные в лесах коренными жителями тропы, по которым передвигаются караваны носильщиков, служат великолепными дорогами для велосипедов. Встречного движения опасаться не приходится. Правда, велосипедисту приходится туго, если он попадает на участок тропы, по которому в сезон дождей прошло стадо слонов. Высыхая, земля сохраняет их следы.

— Но какими бы средствами передвижения мы ни пользовались, все они оказывались непригодны в сезон дождей, — закончил я свой рассказ.

— Неужели может быть нечто худшее, чем эта движущаяся распыленная лава? — спросила Ници.

Ници еще не сталкивалась вплотную с водной стихией и не считала ее опасной, мне же пришлось в свое время под тропическими ливнями пробиваться с четырьмя автомашинами через всю Анголу к побережью.

— Остановись-ка на минутку! — ответил я. — Мне хочется поблагодарить красный зыбучий песок за то, что он сухой, а не мокрый.

— Ну и идеи приходят тебе в голову! — засмеялась Ници.

Мы подождали, пока пыль несколько улеглась, и вышли из машины.

В поле нашего зрения лежала гора Килиманджаро. Килима Ндшаро — «Гора злого духа», так называется вулканический колосс с двумя вершинами на языке суахили, получившем распространение и среди некоторых племен Центральной Африки.

Насладившись величественной картиной высившегося вдали гиганта, мы снова двинулись в путь.

Дорога привела нас прямо в парк Амбосели.

Нас приветствовали несколько робких жирафогазелей, названных так за длинную шею. Мне еще никогда не приходилось видеть этих грациозных животных. Одно это зрелище вознаградило меня за трудности поездки в отдаленный заповедник.

Лагерь, которому масаи дали наименование Ол Тукай, расположен примерно в 30 километрах от въезда в заповедник. Чтобы его посетителям было легче встретить животных, поблизости от лагеря устроены два водопоя, к которым звери быстро привыкли. Как-то раз до восхода солнца я заметил там двух старых буйволов; в неверном сумеречном освещении они казались гигантами из допотопных времен. Каждое утро приходили жирафы, около полудня появлялось множество зебр и гну, к вечеру окрестности оглашались визгом павианов.

К более редким посетителям этого водопоя принадлежал носорог, с которым я решил завязать знакомство. Он показался мне не очень злобным.

— Осторожно! — сказал сопровождавший меня проводник. — Он опасен. Как-то набросился сзади на нашего майора, когда тот наблюдал за слонами. Майор несколько месяцев пролежал в госпитале. Не приближайтесь к нему!

Носорог удалился в кустарник и из этого неприступного убежища стал недоверчиво следить за нами.

— Внимание! — закричал я кинооператору. — Я подойду к нему поближе, он кинется на меня, а вы снимете!

Все произошло так, как я предполагал. Носорог дал мне приблизиться на несколько метров, а затем ринулся в атаку. Едва я успел взобраться в машину, как он примчался на всех парах, но перед самым радиатором остановился так внезапно, словно все его четыре ноги были снабжены тормозом.

В тот же день мы встретили стадо из восьми слонов разного возраста. Проводник нехотя подтвердил, что в парке Амбосели разрешается выходить из машин и производить киносъемку (в парке Крюгера это строжайше запрещалось, да и в других заповедниках разрешалось лишь в некоторых местах). Он недоверчиво посмотрел на меня, когда я направился к слонам. 50 лет назад я распростился с охотой при помощи ружья, а теперь хотел проститься с охотой при помощи кинокамеры. Выдержу ли я испытание на мужество, которое выдержал полвека назад?

В то время я охотился у озера Руква в Восточной Африке. Однажды мы преследовали стадо слонов, в котором было несколько могучих самцов. Меня сопровождал Лонгома. Вдруг я заметил, что двое толстокожих, шедших метрах в полутораста от нас, меняют направление. Еще несколько секунд, и они исчезнут в чаще. Не задумываясь, я поднял ружье и выстрелил. Уже в тот миг, когда раздался треск выстрела, я понял, что сделал глупость. Прицел крупнокалиберного ружья был поставлен на 100 ярдов. Животные бросились бежать, и мы потеряли их из виду.

Обескураженный, я повернул к лагерю. Лонгома шел в нескольких шагах за мной. Его непрестанное ворчанье в конце концов стало действовать мне на нервы, я прислушался. Он твердил одно и то же: «Ну да, вазунга (белые) не такие люди, как мы. Они стреляют с безопасного расстояния, вероятно, потому, что боятся. А мы подходим близко, совсем близко…»

Такие уроки не забываются, только из них не всегда делаешь правильные выводы. Два или три дня спустя мы увидели одинокого самца; направление ветра было благоприятным. Я прислонил винтовку к стволу дерева, снял с плеча Лонгомы запасную, тщательно осмотрел ее, не глядя в сторону самца, и тоже отставил в сторону. Затем осторожно, но уверенно направился без оружия к слону, дав знак Лонгоме, чтобы он следовал за мной.

Не более восьми шагов отделяли меня от колосса, когда верный егерь схватил меня за руку и что было силы потянул назад.