С палаткой по Африке - [57]

Свежим росистым утром мы в последний раз окинули взором всю эту местность — от зеленых зарослей до синей линии гор на горизонте. Где-то за ними лежит гора, давшая свое название этому краю, — Кения. Кикуйю зовут ее Кериньягга.

Кению европейцы называют самой прекрасной страной в мире. Известно, чего стоят подобные восторженные отзывы, но в данном случае даже они не могут передать очарование этой страны. Против него беспомощен и тот, кто за свою жизнь много раз испытывал сильные впечатления. Боюсь показаться сентиментальным, но мне кажется, что мощное вулканическое извержение, которое в незапамятные времена грозило разорвать на части весь материк, оставило здесь метку, придавшую еще большую прелесть и без того пленительному лику этой местности. В то время высохло огромное озеро Серенгети, потух могучий вулкан Лонгонот, а в остывший кратер Нгоро-Нгоро хлынула вода.

* * *

Красного цвета была земля, красной была и дорога, по которой мы двигались. Застывшая, затвердевшая лава образует плодородный верхний слой почвы, от него непрестанно отделяются пылевидные частицы. Они покрывают все дороги, при ветре забиваются в нос, уши, рот, сушат горло, во время дождя превращаются в скользкую кашу. Между тем в районе миссии Букурия уже не раз в этом сезоне выпадали тропические дожди.

И все же путь в Найроби оказался куда более легким, чем я ожидал. Солнце пробилось сквозь тучи и высушило дороги, так что наступил один из непродолжительных промежутков между кашей и пылью. Чем ближе к столице Кенни, расположенной на высоте 1800 метров, тем суровее становится ландшафт и тем скуднее растительность.

Найроби — современный город, разросшийся накануне второй мировой войны. Еще несколько десятилетий назад на его улицах бродили дикие животные. Английские колонисты, жившие тогда в бараках из гофрированного железа, чтобы не прибегать к услугам мясников, нередко стреляли дичь прямо с порога дома. В городе еще и сейчас попадаются антилопы, они находятся под защитой всего населения. При нас в Найроби появилась львица. Она, очевидно, заблудилась, и ее застрелили. Визиты из дебрей вполне естественны, ведь Королевский национальный парк тянется до самой городской черты.

К достопримечательностям заповедника относятся (или относились) собакоголовые обезьяны, живущие стадами на земле. Своим названием они обязаны форме головы. Однажды сотни представителей этой разновидности павианов появились в городе. Они грабили фруктовые и продовольственные магазины, врывались в кухни, опустошали сады, обкрадывали посетителей, обедавших в ресторанах. Пришлось организовать отстрел этих животных.

За пределами нескольких улиц, вроде Деламир-авеню или Говернментроуд, где задают тон европейцы, в Найроби царит неописуемое смешение рас и костюмов.

Перекинув через плечо козью шкуру и размалевав лицо глиной цвета охры, гордо выступают масаи. Неоднократно чиненная европейская одежда, купленная в магазине готового платья, покрывает тощие тела кикуйю, осевших в городе. Их соплеменники, приехавшие из сельских районов, еще носят в ушах деревянные или железные гвоздики; более юные представители того же племени, стоящие ближе к «цивилизации», чем их отцы, поотрезали отвисшие мочки ушей.

* * *

В Найроби меня отговаривали от поездки па озеро Амбосели и к горе Килиманджаро, так как в сухой сезон состояние ведущих туда дорог столь же плачевно, как после первых потоков дождя. Но мне хотелось выразить почтение единственной на материке горе высотой б тысяч метров с ее покрытой снегами двойной вершиной и посетить один из самых молодых и самых прелестных заповедников Восточной Африки. Гора лежит уже на территории Танганьики, а рай для зверей примыкает к ее границе.

У маленькой деревушки Султан-Хамид мы свернули с шоссе. После этого несколько минут автомобиль катился словно по ковру, а затем начались толчки и тычки, скрип и треск. Дорогу покрывал полутораметровый слой тонкого коричневого песка из выветривающейся лавы. Тучи этой пыли крутились спереди, сзади, по обе стороны от нас. Через несколько километров мы застряли.

— Твоя Африка, твои дороги, — насмехалась Ници, которая вела машину почти вслепую. Она то пыталась на бешеной скорости проскочить сквозь окутывавшую нас завесу песка, то покорно плелась, стараясь поднять как можно меньше частиц вещества, некогда выброшенного из глубин огнедышащих гор, а затем остывшего и рассыпавшегося.

— Надо было ехать верхом, — сказал я племяннице. — В прежние времена, когда торопились, садились на лошадь. А мы, к сожалению, всегда торопимся. Герман фон Висман — первый исследователь, который пересек Экваториальную Африку с запада на восток, — ездил на муле. Но это дано не всякому, ибо шкура мула (в отличие от лошади и осла) двигается на теле животного, а с ней вместе — и седло. Я лично впервые использовал на обширных территориях Африки другое средство передвижения — велосипед — и объездил на нем значительную часть дебрей Западной Африки, где до меня не бывали европейцы.

Когда я въезжал на стальном коне в деревню, расположенную в глубине Либерии, меня там принимали за какое-то сказочное белое животное. Но в Европе к моим восторженным описаниям поездок на велосипеде по африканским лесам отнеслись так же, как в портовых кабачках Гамбурга относятся к болтовне старых капитанов об их плаваниях.