С ними по-хорошему нельзя - [89]

Я вздрогнула, у меня пересохло во рту. Пока я готовилась ответить по поводу мэнского диалекта, Мишель прошел в столовую. Я побежала за ним следом.

— Уиски? — предложила я.

— Ты одна дома? Да, уиски, конечно.

— Мама устроила себе небольшую сиесту, миссис Килларни и Саломея на кухне.

— Невеселая у тебя, должно быть, жизнь с тех пор, как Джоэл и Мэри отсюда уехали.

— Ой, бля! И не говорите, господин Прель! Как меня это все затрахало! Как затрахало! Ну его на хер!

Он смотрел на меня с улыбкой, чуть ли не с насмешкой.

— Ничего смешного, — обиделась я.

— Язык у тебя смешной.

— Разве я плохо говорю по-французски? По-моему, вы гордились мной.

— Да, но теперь я должен перед тобой извиниться. Я научил тебя неприличным словам.

— А что, существуют неприличные слова?

— Послушав тебя, один из моих соотечественников очень бы удивился.

— Как Атаназ.

— Да, кстати. Ты же его видела. Что ты о нем думаешь?

— Что он — мерзавец, поганец и мудак.

Мишель продолжал смеяться над тем, что я говорила. Это меня начинало злить.

— Какие же неприличные слова я сказала?

— Ну, например: хер, трахать, мудак. Во Франции девушки употребляют такие слова только в разговоре с родными или друзьями.

— Но вы же мой друг, господин Прель.

— Надеюсь. Поэтому и не укоряю тебя, а даю маленький совет.

— Благодарю вас, господин Прель. Не могли бы вы составить мне список слов, которые нельзя употреблять.

— Вот-вот. Он начнется со слова амур и закончится словом ялда.

— Какой вы душка, господин Прель.

— Еще больший, чем ты думаешь, — сказал он, вставая и направляясь к своему чемодану, — потому что привез тебе подарок.

— О! — радостно протянула я, сжимая руки на груди и закрывая глаза в ожидании сюрприза.

Мишель положил мне на колени плоскую коробку, которую я открыла дрожащими руками. В ней был корсаж «Скандал». Я заверещала от счастья.

— Вот это да, вы действительно душка, господин Прель! Вы позволите, я его примерю?

— Пожалуйста.

Я начала раздеваться.

— Ты вообще не носишь лифчик?

— А что, надо?

— Нет, нет.

— А трусики, их надевать до или после?

— Не надевай вообще.

Я принялась облегать (как писали в журнале мод) свое тело в корсаж, впрочем не без труда. Пристегивая к нему чулки, я взглянула снизу вверх на г-на Преля. Мне показалось, что у него вот-вот глаза на лоб полезут.

В этот момент вошла мама.

— О! Господин Прель! — обрадованно воскликнула она. — Как я рада вас видеть.

— Мое почтение, сударыня, — сказал он, вставая, что позволило мне отметить, что у него вот-вот полезут не только глаза.

— Это подарок господина Преля, — сказала я маме, подтягивая корсет, чтобы он лучше сидел.

— Вы ее балуете, господин Прель! К чему такие безумные траты?

— Не будем об этом говорить.

— Красивая девочка моя Салли!

— Восхитительная.

Я надела платье.

— А теперь прошу меня извинить, — сказал Мишель. — У меня в городе кое-какие дела.

— Можно проводить вас, господин Прель?

— Конечно, конечно.

Мы сели на трамвай, который шел до О’Коннелл-стрит. Мы сидели рядом, но с небольшим интервалом между. Пока ехали, особенно не разговаривали. Затем г-н Прель заходил в разные места, а я следовала за ним как собачонка и терпеливо ждала, когда он выйдет. Закончив свои дела, он спросил:

— Что теперь будем делать?

— Давайте поедем в Феникс-парк, — предложила я.

— Что за мысль?

— Мне было бы приятно.

— У меня нет времени.

— Мне было бы приятно.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Почему?

— Мне было бы приятно.

Он раздумывал, колебался, снова раздумывал.

— Нет, точно, у меня нет времени.

Я была невероятно разочарована.

Потом он стал рассказывать об одном типе из Дублина, некоем Джойсе (порнографе), вынужденном печатать свои книжки в Париже. Затем мы вернулись домой, он забрал чемодан и ушел. На прощание крепко меня поцеловал. Как надо. И все. Я была очень, очень, очень расстроена. Устроилась перед бутылкой уиски в ожидании ужина.

На этом херовом ужине опять не было селедки в имбире.

— Меня это достало, — заявила я. — Я хочу селедки в имбире. Почему у нас больше нет селедки в имбире?

Мама расплакалась.

— Лучше бы вы ей рассказали, — сказала миссис Килларни.

Уняв свои икания и всхлипывания, мама объяснила причину: денег у нас больше нет. Оказывается, папа, уходя во второй раз, забрал все, что оставалось от суипстейка.

— Черт, — прошептала я.

И спросила:

— Значит, никогда больше не будет селедки в имбире?

— Никогда.

— И пирога с морской капустой?

— И пирога с морской капустой.

Я задумалась.

Чуть позднее мама невзначай, вскользь и между прочим спросила у миссис Килларни:

— Вы не находите, что торговля скобяными товарами — хорошая профессия?

— Признать, она приносит немало, — сказала миссис Килларни.

25 сентября

На борту «Святого Патрика».

Наконец-то я побываю в Париже! Мы отплыли час назад, у Варнавы морская болезнь, он блюет вовсю.

Сегодня утром мы поженились, а вечером сели на пароход. Шел дождь. Дул ветер. Сходни плохо освещались. Варнава шагал впереди. Идти было нелегко, я все время боялась шлепнуться в воду и в конце концов еле передвигала ноги. Тогда Варнава крикнул:

— Салли, покрепче держись за поручень!

Я протянула руку в темноте, но нашла всего лишь холодный и мокрый трос. И поняла, что моя супружеская жизнь уже началась.