С начала до конца - [27]

— Что у нас с телефоном?

— Я его отключила, Гренни.

— Зачем?

— Чтобы он тебе не мешал.

— Я должна вызвать милицию.

— Гренни, я купила тебе вкусное. Иди сюда.

На лице Анны Семёновны засветился интерес, она сползла с дивана и захромала на кухню.

Лора-Энн достала из сумки баночки с детским питанием. Больше всего Анна Семёновна любила пюре из кролика. Лора-Энн отвинтила крышку. Анна Семёновна цепкой ручкой схватила баночку со стола и унесла её в комнату. Потом вернулась на кухню за ложечкой и снова исчезла. Лора-Энн поглядела ей вслед с сожалением. У старухи случались просветления сознания, но в последнее время это происходило всё реже. Хотя Анна Семёновна пока ещё могла обслуживать себя самостоятельно и её нестрашно было оставлять одну на день. Что будет дальше — об этом Лора-Энн старалась не думать.

Она включила чайник и настенный светильник, погасила большой свет и опустилась в кресло, стоящее возле кухонного стола. Сегодня был трудный день. В русском паспорте Лоры-Энн появилась новая отметка. С сегодняшнего дня Юра уже официально никем ей не приходился, а сама Лора-Энн снова могла считаться перспективной молодой невестой. Ради такого случая пришлось взять отгул на работе; а это значит, что десятый класс не получил свой английский диктант, а пятиклашки не посмотрели очередную серию про Панду Кун-фу.

Лора-Энн должна была вернуться в Нью-Йорк. За три с половиной года своего странного русского замужества она была уже по горло сыта холодной, неудобной страной, где полгода на улицах гололёд, где нет Дня Благодарения, а слабоумную старуху невозможно определить в хороший хоспис. Правильно, что отец в своё время уехал. Но жаль, конечно, что он так никогда и не вернулся сюда. Наверное, он здесь многое любил.

Лора-Энн всё равно купила сегодня индейку. Сидя в кресле, она уже понимала, что у неё нет сил готовить, но сама мысль о том, что индейка присутствует в доме, грела её и радовала. Нужно зайти в «Фейсбук» и поздравить своих. У них как раз почти утро. За окном шёл ледяной дождь, такие часто бывают в Петербурге зимой. Сейчас, сейчас встану, подумала Лора-Энн и закрыла глаза.

Сквозь сон она услышала какой-то странный грохот. Лора-Энн проснулась и обомлела.

Возле кухонного окна стояла Анна Семёновна. Лицо её было испуганным, но обычное выражение детской беспомощности с него словно испарилось. В живых тёмных глазах старухи напряжённо дрожала настоящая тревога.

— Лариса, только спокойно. Не бойся. — Анна Семёновна прильнула к окну и прислушалась. Её руки чуть-чуть подрагивали.

Странное громыхание повторилось. Лора-Энн не ошиблась. Во дворе стреляли. Несколько выстрелов, друг за другом, раздались в одном конце двора, и ответные залпы, почти очередь — громыхнули прямо под окном. Потом от стены отделился человек, он побежал через двор, пригибаясь. Выстрелы возобновились. Человек присел за стоящим поблизости джипом. Мелькнуло несколько чёрных фигур. Потом послышался свист покрышек, выстрелы возобновились, и наконец всё стихло.

— О, май го-а-д… — воскликнула Лора-Энн. — Срочно звонить в полицию!

Тут Анна Семёновна громко вскрикнула, схватилась за грудь и тяжело опустилась в кресло.

— Гренни! — Лора-Энн сначала бросилась к ней, потом схватила стакан и плеснула в него воды. Анна Семёновна пила мелкими глотками. Казалось, она задыхается.

— Гренни, сиди здесь. Я сейчас позвоню в полицию и вызову амбуланс, — она включила свет и стала шарить рукой по столу. — Вот шит, где… телефон?

— Лариса, успокойся. Ты никуда не будешь звонить, — вдруг сказала Анна Семёновна громко и спокойно.

Она стояла возле кресла, — когда только успела вскочить? Взгляд её был пристальный и властный, голова чуть наклонена, руки скрещены на груди; она совсем не походила на больную Альцгеймером старуху.

— Гренни, а сколько у нас времени? Нам пора спать… — Лора-Энн завела было привычную шарманку и осеклась. Анна Семёновна смотрела на неё насмешливо, сверху вниз. Лора-Энн подбежала к креслу и обшарила углы.

— Гренни?.. Мой телефон! Отдай мой телефон!

Анна Семёновна, внезапно обнаружив невиданную прыть, уже шуршала в своей комнате какими-то пакетами. Лора-Энн метнулась за ней. Она перевернула висящую на стуле бабкину сумку, и оттуда посыпался мелкий мусор. Потом сдёрнула с кровати одеяло и простыню. Из-под подушки упала книжка в газетной обложке. Лора-Энн подобрала её, отогнула газету и вдруг застыла, словно её ударили по голове. Она медленно обернулась.

Анна Семёновна невозмутимо сидела на стуле возле окна, её спина была ровнее, чем доска, а ладони лежали на коленях, как у примерной ученицы. Старуха внимательно смотрела в окно. Лора-Энн, отбросив книжку, в один прыжок подcкочила к ней. Слова душили её, она хватала воздух ртом, а глаза со следами поплывшей туши чуть не выкатывались из орбит.

— Oh my God!!! — только и выдохнула Лора-Энн. — Blimey[3]… Oh my God!!!

— Деточка, мы в России, изволь говорить по-русски, — ледяным голосом произнесла Анна Семёновна, всё так же глядя в окно.

Лора-Энн неловко повернулась, и маленькая японская вазочка звонко рухнула с подоконника на пол.

— Вылитый отец, — покачала головой старуха. — Как слон в посудной лавке. Принесёшь веник, подметёшь.