С миру по нитке - [10]

– Веди нас! – сказала Таня.

– Пошли, – сказал я барабанщику и пошел впереди, а весь отряд под звуки барабана и горна потащился за мной.

На улице я решил, что идти впереди барабанщика и горниста не совсем для меня прилично – мои сверстники из соседних домов могли решить, что я тоже член форпоста, и это могло подорвать мой авторитет «нормального пацана». Я пошел по тротуару, как будто просто прохожий, а барабанщику и горнисту сделал знак, чтобы они не шли за мной по тротуару, а шли как и шли до этого – по мостовой.

Так я вывел всех на улицу Кецховели и повел по ней в сторону гор, что начинались на окраине города. По моим расчетам, перевалив через гору, мы сразу должны были оказаться на Шиховой косе. Во всяком случае, со стороны Шиховой косы гора эта имела ту же конфигурацию, что и со стороны улицы Кецховели, только в зеркальном отображении. Так мне казалось.

К сожалению, мои предположения оказались абсолютно неверными. Когда мы с большим трудом взобрались с улицы Кецховели на гору, то нам не открылся, как я предполагал, прекрасный вид на Шиховский пляж – перед нами стояла новая гора почти с теми же очертаниями.

– А где море? – спросила меня Таня.

– За той горой, – уверенно сказал я. В самом деле, море должно быть в той стороне – в этом я не сомневался.

Под руководством Тани дети затянули популярную тогда пионерскую песню о дружбе и взаимовыручке, которая должна была поднять общий моральный дух:

Кто в дружбу верит горячо,

Кто рядом чувствует плечо,

Тот никогда не упадет,

В любой беде не пропадет.

А если и споткнется вдруг,

То встать ему поможет друг...

Всегда, везде, во всем, повсюду

Друзья протянут руку!

Во второй половине дня мы перевалили через вторую гору, а моря не было – стояла еще одна гора. Вокруг были одни горы, ни одного деревца, травинки – горы и больше ничего – самый настоящий космический пейзаж. Некоторые дети стали плакать, Таня как могла их успокаивала, да и я был растерян, но не показывал виду. Барабанщик и горнист давно перестали оглашать пустынную местность своими бодрыми звуками.

– Куда ты нас завел? – строго спросила меня Таня.

– Там должно быть море! – показал я на следующую гору. – Я в этом уверен, – говорил я тоном Магеллана, предрекающего наличие в океане Вест-Индии. – Вы сделайте привал, перекусите, отдохните, а я за это время поднимусь на гору и дам вам знать, что там дальше…

– Учти, если за той горой не будет моря – мы повернем назад, – сказала Таня. – В горах с детьми я ночевать не собираюсь. Здесь могут быть волки – не зря ведь назвали, Волчьи Ворота!

– Там будет море, за этой горой! – твердо сказал я и пошел взбираться на эту гору. Я тоже хотел есть, пить, хотел передохнуть, но об этом не могло быть и речи – я чувствовал, что не имею на это права. Я взобрался на гору и увидел море: оно не было близко – это был явно не район Шиховой косы, но зато под горой начиналась долина, ведущая к морю, видна была железная дорога и шоссе с машинами, короче, цивилизация. Я, как мы договорились с Таней, протрубил несколько раз в горн и услышал в ответ через некоторое время барабанную дробь.

Уже было часов пять вечера, когда отряд, возглавляемый Таней, достиг вершины горы, где я их поджидал. Вниз спускаться было легче и веселей, но кое-кого из малышей уже приходилось временами нести. Когда мы достигли автомобильной дороги, Таня объявила, что никакого купания в море не будет – до него нужно еще час добираться, что лучше постараться засветло вернуться домой, чтобы среди родителей детей не началась паника, и вообще, черт ее дернул связаться с таким безответственным человеком, как я.

Она остановила автобус – выяснилось, что мы, оказывается, находимся рядом с Лок-Батаном, а это намного дальше от Баку, чем Шихова коса.

– Ты бы еще нас в Тбилиси привел! – раздраженно сказала Таня, усаживая детей в автобус. – Садись! – чуть ли не приказала она мне. – Несчастье наше!

– Нет, я должен выкупаться в море, – сказал я независимым тоном. – Не для этого я тащился в такую даль, чтобы сразу уехать…

– Ну, как хочешь! – Таня села в автобус, и автобус укатил.

Я остался один на дороге, мне стало грустно, и я почувствовал себя чуть ли не осиротевшим. Но предаваться унынию было нельзя, а поехать за ними следом и того хуже – с каким лицом я войду во двор вскоре после их приезда?

И я хорошим шагом направился в сторону моря, хотя, честно говоря, в тот момент мне было не до купания. Но я нутром чувствовал, что только достижение конечной цели может оправдать глупость и трудности всего этого нашего похода.

Я добрался до моря, поплавал, снял вроде всю дневную усталость, но какая-то противная тяжесть на душе все же оставалась и я никак не мог понять ее причину. Теперь я знаю, что причиной такого временного «унынья» бывает резкий переход от активной деятельности с группой людей к одиночному вялому существованию. Сейчас я к этому привык и как можно быстрей гашу «в душе побег унынья», как говорил Хайям. И в тот раз я попытался настроить себя на победный лад и бодро зашагал в наступающей темноте к шоссе, остановил попутную машину (тогда попутки подвозили бесплатно) и поздним вечером вернулся домой. Во дворе никого из ребятни не было – они, видно, зализывали дома раны. А родители мои были очень встревожены и места себе не находили – все вернулись, а меня нет!