— Ты почему не зовешь их?
— Кого? — Слышу, как она истерично.
— Как это кого? Колю, Вальдемара своего….
— А..а…а!!! — Снова завыла Милка.
— Ну что ты воешь? Успокойся… Наверняка они что–то чинят там, наверху…
— Каком верху? — Срываясь на истерику, кричит. — Нет никакого верха! Ты вверх посмотри! Ничего нет! Ты поняла! И наших мужиков тоже… — А…а…а!!! — Воет противно…
— Да нет же! Они где–то, они…
— Нет их! Нет!!! — Орет истерично. — Все! Все! Нам п…ц! Ты поняла, сука? Ты, сука, никак не поймешь, что их нет, а следом мы…. А…а…а!!!
— А ну, перестань выть! Скажи толком, ты смотрела, искала? Может, они ранены, ты их должна была вытащить, перевязать…
— Кого б…..? Кого я должна была! Тебя? — Снова с криком, за спиной. Я уже сижу в воде и мне дико холодно, но еще оттого, что до меня начинает доходить смысл ее криков…
— Это что же? Мы остались, а они… Может они на спасательном плоту? Ты смотрела, искала их на…?
Удар в спину ее ногой пришелся так неожиданно, что у меня даже клацнули зубы. Следом просто посыпались удары в спину, в голову. Больно!
— Да ты что? Прекрати! Больно! Остановись! Что ты делаешь? Я же сказала….
Превозмогая боль, пытаюсь подняться, выйти из контакта от этих дурных, резких ударов ее босой ноги, но у меня ничего не получается. Мне больно не только от ее ударов, а даже шевеления самого тела и потому я ей:
— Все! Все! Больно!!! Прекрати!!! Прекрати я сказала!!! Милка, остановись.
— Это все ты, ты!!! — Орет прямо над ухом. — Это ты меня уговаривала, а я не хотела, я чувствовала, я…. На тебе! На! — Больно бьет в спину и голову. — Я убью тебя, сука!!!
— Отпусти….. — Хриплю. Потому что она уже обхватила рукой за шею и тянет к себе, душит…. — Ты одна останешься, ты….
Внезапно руки ее ослабевают и следом вой…. А…а…а!!! Мама! Ма… мо. чкаа. а!!!
И на меня, опрокидывая всякое присутствие духа, тяжелой волной осознание от того, что их, наших мальчиков, моего Коленьки, Колюни, Николаши нет, я сама… Пытаюсь удержаться и гоню мысли прочь, все равно они путаются, обжигают своей неизбежностью и…
— Помоги мне, Милочка. Прошу тебя, мне холодно.
Потом она снова ухватила своими холодными и костлявыми руками, больно стиснула под мышками и следом тянет меня вверх…
— Ну же! Еще, еще!!! Толкнись хоть ногой, Райка! Помоги мне…
Первое что вижу, это ее. Она забилась с ногами, вся поцарапанная с ссадинами на лице, руках и ногах, а по телу синяки, волосы спутаны, и следа не осталось от былой красоты. К тому же она в какой–то грязной тряпке, обмотанной вокруг тела. Руки грязные и пахнут маслом машинным.
— Ты где это так?
— А ты? Что у тебя? Давай сначала с тобой разберемся… Так, у тебя на башке рана глубокая и глаз заплыл. Голова не болит? Что еще?
— Что–то с ребрами. Так стреляет, когда я пытаюсь пошевелиться. Может сломаны?
Она осторожно задирает на мне мокрую насквозь ночную рубашку.
— Да… Похоже, ты сильно поранилась. Тебя надо перевязать….
— Что там у меня? Сильно? Перелом?
— Не знаю… Ушиб, наверное… Ты попробуй слегка приподняться и сесть.
— Помоги.
Потом вдвоем, и наконец–то я, сгибаясь в три погибели, усаживаюсь, приваливаясь к борту.
— Так, что у нас? Ты смотрела…
— Да все я пролазила. Ничего!
— Что? Прямо ничего, ничего? И даже никаких следов?
— Никаких…
— А может…
— Пошла ты на ….! Не веришь, сама полезай и ищи… — Сказала и отвернулась.
Потом она снова ко мне оборачивается с заплаканными глазами и с упреком.
— Ты Кольку своего не очень–то любила!
— Это еще почему? Я его и сейчас люблю!
— Что? Что ты сказала? Как это сейчас?
— А вот так это! Пока нет никаких фактов, я буду искать, ждать! Понятно? Может их унесло? Ведь спасательного плота нет! И потом ты говоришь, что и следов даже нет их. А раз нет следов, то я думаю они где–то. Может так же как мы, только где–то на плоту. А там, знаешь, есть какая–то аварийная рация. Так что они сначала сами, а потом уже нас найдут. Вот как! А ты воешь…
— Ничего я не вою. Ты правда так считаешь? Ты думаешь, что у них есть шанс? Они спаслись?
— Я не думаю, а просто уверена. Вот как! Так что давай и мы о себе побеспокоимся. Так, что там осталось? Нам бы попить, пожевать чего–то. Тащи, что найдешь сюда….
Она, бесцеремонно толкаясь, сползает на палубу через меня и с матюгами, вспоминая чью–то мать, бредет в воде навстречу завалу, поминутно цепляясь руками за что–то, так как яхту или то, что от нее осталось, сильно качает и переваливает с бока на бок. Раз качает, значит, мы все еще на плаву, к тому же воды в яхте немного, примерно по колено. Это я вижу по мере того, как Милка гребет ногами к завалу, перехватываясь руками. Шум перекатывающейся воды, шум моря уже не тревожит, а успокаивает. К тому же и голова на какое–то время, и ребра не так сильно болят, а тряпки, что натянула, набросала на себя, постепенно согревают. Я словно в тумане вижу, как Милка начинает что–то разгребать, поминутно оглядываясь на меня, и то, что у нее в руках мне показывает. Мол, брать, не брать? Я уже в каком–то забытьи и с трудом нахожу в себе силы, чтобы ей или кивнуть головой, или покачать в стороны, мол, надо — не надо.
Очнулась оттого, что меня бесцеремонно расталкивает Милка:
