С мамой нас будет трое - [8]

Возможно, в глубине души он сохранял надежду на то, что в один прекрасный день она поймет, чего лишилась, и вернется. Почти девять лет — вроде бы достаточно долгий срок, чтобы смириться с реальностью, но склонность к фантазиям, похоже, есть не только у Люси.

Может быть, именно поэтому ему было так трудно сказать Люси правду; может быть, до сих пор не верилось, что бывают такие бессердечные матери. Но теперь обманывать себя бессмысленно. Люси все за него решила.

И вот сейчас, когда он сидит здесь в машине напротив дома, который до этой минуты был просто адресом в документе, назначавшем его единственным опекуном Люси, ему все больше начинает казаться, что он гонится за химерой.

Этот дом принадлежал семье Брук. Вряд ли она жила здесь после университета, но другого адреса у него не было. Она уже давно ушла из телевизионной съемочной группы, снимавшей фильмы о жизни природы, куда он устроил ее на первую работу, легко найдя спонсора для создания собственной кинокомпании. Но там отказались сообщить ее адрес, посоветовав написать письмо, которое будет передано по назначению. Времени на это не было.

Он смотрел на почтальона, который шел по улице, опуская письма в почтовые ящики. Вот он дошел до Охотничьего домика, свернул к калитке, но у него, похоже, были не просто письма, а что-то требовавшее расписки или не помещающееся в почтовый ящик, потому что он позвонил в дверь. Кто ему откроет? Ее мать, более раннее издание самой Брук? Ее отец?..

— Брук… — изумленно вырвалось у него. Вот уж чего он не ожидал! Но это была она. Открыв дверь, она говорила с почтальоном, улыбаясь ему одной из своих сияющих улыбок; затем отвела назад волосы до боли знакомым жестом, прежде чем расписаться в получении письма. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он выскочил из машины и пересек улицу. Почтальон, увидев его, придержал калитку. Но на середине дорожки Фиц остановился.

А вдруг она откажется разговаривать с ним, с этим призраком, явившимся из прошлого, чтобы напомнить о том, что она предпочла забыть? Вдруг захлопнет дверь перед его носом? Откажется даже поговорить о Люси? Она вправе так поступить. Он обещал, что никогда не попытается связаться с ней, никогда не выдаст ее тайны. Но ему и в голову не приходило, что придется выполнять это обещание. Да и благополучие Люси важнее любого обещания.

Он сошел с дорожки и по газону направился к задней двери.

Брон положила заказное письмо от страховой компании матери на кухонный стол, не распечатав его. Ее мать умерла, и этому ничем не поможешь, а Люси была жива и нуждалась в немедленной помощи. Она снова сняла трубку. Надо оставить сообщение, попросить Джеймса Фицпатрика позвонить ей. Чья-то тень мелькнула в кухонном окне — кто-то шел к задней двери дома: наверняка это миссис Марш пришла проверить, как она справляется…

— Ну давай же, — нетерпеливо пробормотала она, набирая номер. И тут опять послышался этот голос. Только теперь не в записи на автоответчике.

— Брук… — сказал он, и она резко обернулась, увидела темную фигуру в дверном проеме и сразу поняла, кто это.

— Джеймс Фицпатрик… — проговорила она.

Какую-то секунду он стоял не двигаясь на пороге открытой двери — силуэт в ореоле солнечных лучей, освещавших его со спины.

— Для данных обстоятельств это слишком официально, Брук. Я все еще откликаюсь на Фица.

— Фиц, — тупо повторила она. Видимо приняв это за приглашение, он шагнул в комнату, на свет. О боже! Обладатель потрясающего голоса обладал и потрясающей внешностью. Настоящий красавец. Высокий, широкоплечий, поджарый, словно гончая, в белой полотняной рубашке, свободно облегавшей его торс, в старых, выцветших джинсах, туго обтянувших узкие бедра. Черные волосы непокорной массой густых темных завитков ниспадали на ворот рубашки, чувственный рот, глаза цвета спелой голубики… Никакой мужчина не имел права выглядеть таким красивым, таким… — Я… я как раз собиралась звонить, — сказала она.

— Тогда я имею ответ на свой вопрос. Значит, ты получила письмо Люси.

Брон оторвала взгляд от этого видения и посмотрела на помятый конверт, лежащий на кухонном столе. Пытаясь одновременно повесить трубку, она промахнулась. Трубка полетела вниз на длину провода, ударилась о стену и сорвала телефон с крепления. Все вместе с треском грохнулось на пол.

Джеймс Фицпатрик пересек комнату, нагнулся и подобрал аппарат.

— Он треснул, — сказал он, выпрямляясь рядом с ней.

— Он уже был треснутый.

— Понятно. — Он проверил, есть ли гудок, повесил аппарат на место и повернулся к ней. Его лоб был задумчиво нахмурен. — Я часто задавал себе вопрос, откуда это у Люси.

Люси тоже неуклюжая?

— Нельзя так пугать, — укоризненно сказала она. — Зачем нужно было подходить к задней двери?

— Я подумал, что неплохо бы застать тебя врасплох, прежде чем ты успеешь накинуть цепочку.

Брон почувствовала, что вблизи от него ей трудно дышать. Значит, это и есть отец Люси? И Брук ушла от такого мужчины, чтобы снимать на пленку обезьян, пауков, лягушек и еще кучу отвратительных тварей в кишащих москитами болотах? Если кто-то и сомневался когда-нибудь в ее увлеченности… До нее вдруг дошли его слова.