С крестом или с ножом - [7]

Когда свидетель защиты Мильх, желая спасти Геринга, говорит об его отсутствии на одном из совещаний, тот с возмущением восклицает:

— Не может быть, чтобы таких-то господ фюрер пригласил, а меня нет…

Пьяный от самовлюбленности, Геринг порой сам лезет на рожон. Вот его слова на одном из заседаний, слова, тщательно застенографированные и старательно записанные на пленку, как и все сказанное на процессе.

— Я приказал работать над созданием самолетов, которые могли бы достигать США и возвращаться на свои базы… Я приказал также работать над улучшением типа снарядов «фау-1» против Англии и очень сожалею, что у меня этих «фау» было так мало.

Геринг не лишен также и чувства юмора:

— По примеру США мы с фюрером решили объединить власть премьера и власть президента.

На вопрос обвинителя, остается ли он сторонником теории «народа господ», Геринг с усмешкой отвечает:

— Нет, я никогда ее не признавал. Если кто-нибудь и в самом деле является господином, то ему никогда не следует это подчеркивать…

В своих показаниях Геринг очень охотно рассказывает

о черных делах Гитлера. Когда речь идет о самых тяжких преступлениях, он, как правило, перекладывает ответственность за них на Гитлера (или Гиммлера). При этом Геринг дискредитирует своего фюрера утонченно, по-своему, словно мимоходом, нечаянно, истины ради.

Геринг — правда, отдельными мазками — рисует портрет Адольфа Гитлера: кровавого комедианта-параноика и обыкновенного мазурика с шарлатанским амплуа. Он с злопыхательским скрежетом зубов рассказывает о том, как нахально «фюрер Великогермании» крал украденные им, Герингом, картины. Он, чуть ли не причмокивая от удовольствия, рассказывает нам истории — срывает один за другим лавровые листики, которыми так добросердечно венчали голову Гитлера Геббельс и геббельсята.

В 1943 году, в день разгрома немцев на Кавказе, Гитлер укорял Йодля в том, что тот повел войска через Эльбрус, Йодль вспылил:

— Мой фюрер! Ведь вы сами приказали мне это сделать…

Услыхав об этом, Гитлер отвернулся и вышел, не простившись со своим фельдмаршалом. «Он даже имел намерение сместить Йодля, а на его место поставить окруженного тогда в Сталинграде фон Паулюса. Фон Паулюса, — добавил Геринг, смакуя, — к которому Гитлер имел особенно большое доверие…»

Говоря об украинских (и не только украинских) националистических телохранителях нацизма, Геринг с подчеркнутым презрением кривит губы:

— Я их глубоко презираю, но ведь во время войны берут то, что есть под рукой.

И Геринг действительно брал все, что попадало «под руку». А «под рукой» у него было в то время немало всякой всячины, и не только квислингов и квислинжат. Одних лишь художественных ценностей он «собрал» у себя на сумму пятьдесят миллионов марок золотом. Набрал он их со всех концов Европы, не забыл и об эскизах Альбрехта Дюрера из львовских музеев.

Герман Геринг начал свои показания с краткой, удивительно краткой автобиографии. Он не без гордости информировал своих судей о том, что его отец был в свое время губернатором немецких колоний в Восточной Африке. К сожалению, он не добавил при этом, что его высокочтимый папаша поголовно уничтожил многотысячное туземное племя гереров. Причина — пассивное сопротивление колонизаторам. Методы его убийства были, наверное, источником вдохновения для Германа в его будущих делах. Все племя, вместе с грудными детьми, было изгнано Герингом-отцом из своих жилищ в пустыню, где за несколько недель погибло от жажды и голода.

Один из свидетелей рассказывает о концлагере в Маутхаузене. Геринг слушает внимательно, но, как всегда в таких случаях, лицо его неподвижно, застыло в напряженном ожидании. У нас создается впечатление, что перед вами не Герман Геринг, изобретатель и организатор Маутхаузенов, а беспристрастный эксперт, которого лишь на несколько дней пригласили в суд.

«Комендант Маутхаузенского концлагеря обратил внимание на исключительно красивые зубы двух молодых евреев, привезенных сюда из Голландии. Несчастным вырезали желудки и по одной почке, потом впрыснули им в сердце бензин, головы отрубили, а после со ответствующего препарирования этих голов, комендант лагеря поставил их у себя на письменном столе».

Геринг слушает и глазом не моргнет. У него за пазухой готов уже «контраргумент»: рассказ о еврейской семье Баллин из Мюнхена. Этот рассказ немного погодя вытащит из-за пазухи защитник Штаммер, который вложит его в уста свидетеля генерала Боденшаца. О том, как Геринг спас эту семью от своих же рук, своевременна выслав ее как будто за границу.

Почему именно семью Баллин и почему только ее? Потому что семья Баллин во время мюнхенского путча спасла Герингу жизнь. За эту свою фатальную ошибку семья Баллин двадцать лет спустя удостоилась награды: она стала единственной из миллионов еврейских семей, которой Геринг любезно разрешил жить. Разрешил этой семье жить для того, чтобы она сегодня его вторично спасла, на сей раз от виселицы. Так выглядит двойная бухгалтерия арийской морали, которую вела рука образцового арийца.

Свидетель, статс-секретарь Пауль Кернер, одна из живых карикатур Гросса, ближайший клеврет и наушник рейхсмаршала, типичный гомункулус из реторты Адольфа Гитлера, во время допроса назвал Геринга «человеком Возрождения». Что или, точнее говоря, кого подразумевает Пауль Кернер под словом «Возрождение», не трудно догадаться. Возрождение — это для него не Петрарка, не Леонардо да Винчи и не Микеланджело; это прежде всего и исключительно кровавый тиран Людовик Сфорца, безгранично распутный Цезарь Борджиа и достойный своего сына папа римский Александр VI, прозванный своими современниками воплощением антихриста.