С горячим приветом от Фёклы - [9]

Внутри было ничем не лучше, чем снаружи. Мы поднялись по лестнице, прошли через длинный коридор и вдруг остановились перед дверью. Тетка посмотрела на меня со странным выражением лица (наверное, ей было меня жаль), а я на нее без всякого выражения (тетка не понравилась мне с самого начала). А потом она сказала: «Иди». И я пошел.

* * *

В комнате были дети. Трое или четверо – я не разобрал, потому что смотрел не на них, а на кровать возле окна. Она была пустая, и, потоптавшись на месте, я всё-таки двинул в ее сторону. Не без волнения, конечно. На мне же эта кофта была, которая вместо телефона. И я, пока шел, всё гадал, какое впечатление произведет мой жираф на присутствующих. Но они так подозрительно молчали, что я чуть ли не сразу понял – впечатление жираф произвел то еще. Речелишающее!

Разочарованный, я сел на кровать и уставился в окно. За моей спиной тут же началась суматоха. В оконном отражении заплясали тени – черная, белая и рыжая. Эта была самая шустрая. А судя по острому кулаку, врезавшемуся мне в спину, еще и самая злая.

Я, конечно, взвился, развернулся и скроил жуткую гримасу. Вот дурак! Знаю же, что жуткие гримасы у меня всегда получаются чудовищными. В общем, я был жалок. И стоявший за мной рыжий сразу это понял.

Он был рыжий с ног до головы, как перезревшая груша. Лицо, шея, колени. Даже зубы в его ухмыляющемся рту – и те казались рыжими. Я прямо вздрогнул от отвращения – таким он был мерзким.

– Гы-гы-гы, – рыжий, понятно, ржал громче всех. Я так и не понял, о чём думали эти товарищи – Черный и Белый, выбирая себе главаря. (Уж точно не о том, кто выше ростом, – веснушчатый был настоящим коротышкой.) Но, судя по взглядам, они были целиком и полностью подавлены авторитетом этой мелкой личности.

– Ты чей? – Рыжий, видно, решил со мной не церемониться.

– Я… – У меня даже голос пропал от неожиданности. – Я…

– Ясно. Значит, ничей. – Он презрительно фыркнул.

А меня будто током шарахнуло. Раз Фёкла умерла, значит, я теперь и правда ничейный. Точно щенок из подвала, только бесхвостый.

Что-то скользкое ливануло мне через горло в нос. Я понял, что сейчас зареву, и от ужаса проглотил весь этот срам обратно. И сказал кое-как:

– Не ничей я. Фёклин.

– И откуда ты такой взялся, Неничей Фёклин? – загоготал рыжий. – Из села Гадюкино?

Черный и Белый заржали в унисон, но быстро умолкли. Было ясно, что им меня жаль, а ржут они только чтобы поддержать рыжего.

Я вдруг почувствовал жуткую вялость. Мне показалось, что у меня даже челюсть отвисла от слабости. Я уставился на рыжего, а он – на меня. Так мы и простояли какое-то время, таращась друг на друга. Рыжий пришел в себя первым.

– Имя? – просипел коротышка.

– Сильвер! – в тон ему ответил я.

Рыжий зашелся гнусным смехом.

– Ну да, Сильвер. Как же! А я капитан Крюк! Ха-ха-ха!

– Хыр-хыр-хыр! – чуть ли не хрюкали предатели Черный и Белый.

Я обиженно засопел:

– Ну Сильвер. А что такого?

Рыжий посмотрел на меня с подозрением, но развивать тему не стал.

– Я Ржавый, – заявил он после недолгого молчания. – А там вот Яшка-Итальяшка. И Гнусик.

Черный и Белый одновременно кивнули, но я как-то сразу определил, кто есть кто. И чуть не рассмеялся этому рыжему в лицо.

«Итальяшка, главное! Ну врет же и не краснеет!»

Может, я с итальянцами и не настолько знаком, чтобы вот так прямо близко общаться, но этот точно был не из Италии. В лучшем случае из Молдовы. Я их брата хорошо знаю. Там Жекина двоюродная бабка родилась.

Тут мне рыжий предъявил:

– Ада Семёновна велела показать, как стелить постель.

И, главное, таким тоном, словно я ему хот-дог должен! У меня, конечно, хватило ума не выпендриваться, хотя так и подмывало сказать: «Мне вообще-то одиннадцать. Уж как-нибудь без вас справлюсь».

Вместо этого я зачем-то спросил у Черного:

– Ты что, правда итальянец? Или это прозвище?

Тот никак не отреагировал. Может, потому, что рыжий зыркал на него, как звереныш. Ну или просто он сам по себе был тормозом.

– А ты всегда так разговариваешь? – запищал вдруг коротышка тоненьким голоском. – Как маменькин сынок?

– А ты такой больной с рождения или просто случайно головой стукнулся? – огрызнулся я. Нет, ну а что он лезет?!

Я думал, Ржавый мне сейчас врежет. Но нет. Он наставил на меня палец и пальнул из него, как из пистолета. Клоун несчастный!

Я чуть не сдулся от облегчения, когда он вышел из комнаты.

– Это у меня имя такое, – заявил вдруг итальянский тормоз Яшка.

Я, честно, изумился: «Неужели только дошло? Прием-прием. Ошибка связи!»

– И прозвище тоже, – разоткровенничался он. – У нас у каждого свое. Ржавый придумывает.

Его прямо было не унять. Я тяжело вздохнул:

– Мы что теперь, всегда будем жить вместе?

Они молча переглянулись, и я как-то сразу запаниковал. Прямо сердцем почувствовал, что так оно и будет.

* * *

Вечером за мной пришла директриса – Тамара Сергеевна. Я так понял, все зовут ее Томочкой, но решил пока никак к ней не обращаться, а «Томочка» говорить про себя. Надо же сначала присмотреться к человеку. Мы пошли в столовую – знакомиться с другими детьми и ужинать. По дороге Томочка всё щебетала. Тут у нас то, тут у нас это. И спортивный зал, и библиотека, и даже фортепиано есть. А я шел молча и только изредка мычал: