С гор вода - [26]
Какова была сила воображения у крошечного Петруши, можно судить по следующему случаю.
Однажды, когда Петруше было всего восемь лет, мать как-то прошла мимо него в то время, как он таинственно крался из одного угла детской в другой. Петруша горько и безудержно расплакался.
— О чем ты? — обеспокоенно бросилась к нему мать.
— Да… о чем… — горько хмыкал носом и губами Петруша. — Сейчас ты спугнула целое стадо антилоп… а я три дня… не ел…
— Милый! Котик мой! — мать осыпала щеки Петруши поцелуями, тормошила его за плечи, прижимала его к груди. — Милый! Котик! Ведь ты сейчас кушал телячью котлетку! Хочешь, я сделаю тебе твою любимую яичницу?
— Не х… не х… хочу! Вяленую анти… анти… лопу… х… хочу! — плакал Петруша.
Ах, как вкусно мясо антилопы, слегка провяленное на солнце и затем хорошо просушенное под седлом техасского наездника! Ах, какая же яичница может сравниться с этой снедью!
Петруша плакал долго и горько. Мать хотела утешить его.
— Ну, позабудь об антилопах, ну, голубь мой! Вон взгляни: под кроватью тапир!
Но Петруша не унимался.
— Тапи… тапиры живут не под… кроватью, а в камы… в камышах!
— Ну вот в камышах под индейской пирогой тапир! Взгляни же! — утешала его мать.
Петруша перестал плакать, хотя в его горле что-то прыгало.
— Дай шту… штуцер! Мамочка!
В третьем классе, когда пришлось усиленно работать над алгеброй, над латинским языком, и надо было во что бы то ни стало одолеть букву ять, Майн Рид и Эмар забылись, и фантастические образы потухли у детской кровати, как догоревшие свечи. Смерклось в детской.
По ночам Петруше стали сниться переэкзаменовки, — тонкие, как лезвие ножа, женщины, со сморщенными желтыми лицами и длинными языками, похожими на жало. Стали сниться двойки. По утрам он иногда говаривал матери:
— А я, мамочка, сегодня опять видел во сне двойку по алгебре!
По врожденной привычке дожимая худенькими плечами и покачивая головою, он добавлял:
— Эх-ма, плохо мое дело! Эх-хе-хе-хе!
А ночью опять приходили к изголовью переэкзаменовки с тонкими сплюснутыми лицами.
Они покачивались возле на каких-то зловеще-скрипучих качелях, высовывали жалоподобные языки и перехихикивались короткими, но сердитыми смешками. Точно стая змей ползла в пересохшем шуршащем валежнике.
Дразнили Петрушу, жалили, щекотали тело холодными пальцами эти назойливые призраки.
За недосугом, под вечным страхом провала на экзаменах, пришлось оставить все книги, кроме учебников, и за три-четыре года Петруша, пожалуй, поотстал в развитии. И тут, когда Петруша посещал уже седьмой класс гимназии, а его верхняя губа матово оттенилась тонким пушком, над городом разразились события, одно другого головокружительнее, пробудившие из оцепенения сознание Петруши, завороженное скучными учебниками.
Чтоб не отставать от товарищей, Петруше вдруг, нежданно-негаданно, пришлось бастовать. Затем — посещать бурные митинги. Спорить, нападать и защищаться. И, наконец, услышать об экспроприации с революционными целями в губернском казначействе их городка.
Пришлось, и опять-таки наспех, наскоро, познакомиться при помощи пятикопеечных брошюрок со всевозможными политическими партиями, и речь Петруши запестрела ранее неслыханными выраженьями.
«С.-р.», «c.-д.», «платформа», «товарищ», «шпик», «произвол» — без труда научился выговаривать язык. Сердце зажглось так безудержно новыми симпатиями и новой ненавистью, и задремавшая под скучный шелест учебников фантазия проснулась от грохота событий. Само собой разумеется, что былые страхи перед переэкзаменовками исчезли, яко дым. Захотелось невероятных дел, подвигов, приключений, когда-то давным-давно пережитых в детстве в фантастических битвах с команчами, в сказочных охотах за черепами.
Как-то встретившись в большую перемену с восьмиклассником Верхолетовым, который носил очки и поэтому почитался лучшим толкователем Бебеля, Петруша спросил его:
— Надеюсь, в твоих жилах течет самая настоящая кровь, а не маниловские слюни?
Верхолетов кивнул головою.
— Надеюсь. А что такое?
— У нас проектируется маленькое дельце, — хмуро сказал Петруша и слегка побледнел.
— Оно обмозговано партией? — осведомился Верхолетов почтительно.
Петруша опять чуть-чуть сконфузился и по привычке пожал худенькими плечами.
— Нет, оно задумано одним лицом за свой страх и совесть!
На его щеках выступил слабый румянец.
— У-гу, — поддакнул Верхолетов, сжав губы трубкой. — И я могу понадобиться на это дело? — спросил он затем.
— Вот в этом-то и весь вопрос, — заметил Петруша. — Как-нибудь я позову тебя к себе попить чайку. И тогда обсудим это дело вплотную… если в твоих жилах не цветочный одеколон!
— У-гу, — опять поддакнул Верхолетов, впрочем, с оттенком уклончивости в голосе.
А Петруша весь точно воспламенился. Стукнув себя в грудь кулаком, со слезами на глазах и с дрожью в голосе он выкрикнул:
— Не все же нам быть кисейными барышнями революции! Люди гибнут, жертвуют собой, а мы… мы…
Он не договорил, задохнувшись, и пошел прочь от Верхолетова, застыдившись выползших из глаз слез.
«К чёрту кисейные мармелады! — думал он. — К чёрту!»
Домой возвратился он возбужденный, как и всегда в эти последние дни, точно ужаленный самыми невероятными замыслами, поминутно загораясь необузданною грезою. Два дня, однако, он боролся с соблазном, видимо каким-то инстинктом угадывая смертельную опасность. Но боролся не напряженно. Сердце в эти минуты мечтаний билось так благородно, а молодая грудь так непреодолимо рвалась к самой кипучей жизни и к самым невероятным приключениям, что отнестись к задуманному критически прямо-таки не приходило в голову.
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.Сборник рассказов «Степные волки. Двадцать рассказов». - 2-е издание. — Москва: Типография товарищества И. Д. Сытина, 1908.
В книге впервые собраны фантастические рассказы известного в 1890-1910-х гг., но ныне порядком забытого поэта и прозаика А. Н. Будищева (1867–1916). Сохранившаяся с юности романтическая тяга к «таинственному» и «странному», естественнонаучные мотивы в сочетании с религиозным мистицизмом и вниманием к пограничным состояниям души — все это характерно для фантастических произведений писателя, которого часто называют продолжателем традиций Ф. Достоевского.
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Роман «Лучший друг». 1901 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
«— Я тебя украсть учил, — сказал он, — а не убивать; калача у него было два, а жизнь-то одна, а ведь ты жизнь у него отнял, — понимаешь ты, жизнь!— Я и не хотел убивать его, он сам пришел ко мне. Я этого не предвидел. Если так, то нельзя и воровать!..».
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.«Распря. Двадцать рассказов». Издание СПб. Товарищества Печатн. и Изд. дела «Труд». С.-Петербург, 1901.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В Одессе нет улицы Лазаря Кармена, популярного когда-то писателя, любимца одесских улиц, любимца местных «портосов»: портовых рабочих, бродяг, забияк. «Кармена прекрасно знала одесская улица», – пишет в воспоминаниях об «Одесских новостях» В. Львов-Рогачевский, – «некоторые номера газет с его фельетонами об одесских каменоломнях, о жизни портовых рабочих, о бывших людях, опустившихся на дно, читались нарасхват… Его все знали в Одессе, знали и любили». И… забыли?..Он остался героем чужих мемуаров (своих написать не успел), остался частью своего времени, ставшего историческим прошлым, и там, в прошлом времени, остались его рассказы и их персонажи.
В повести «Росстани» именины главного героя сливаются с его поминками, но сама смерть воспринимается благостно, как некое звено в цепи вечно обновляющейся жизни. И умиротворением веет от последних дней главного героя, богатого купца, которого автор рисует с истинной симпатией.