С гор вода - [2]

Лев Семенович, поглядывая на жену, рекомендовался:

— Отставной поручик Вознесенского драгунского полка и наследный владетель сего прекрасного замка!

Надежда Львовна молчала и смотрела на прибывшего широкими испуганными глазами.

— Хо-хо! — вдруг расхохотался хозяин дома. — Мне припомнился вот такой случай. Представляются полковнику в Вознесенском драгунском три новоприбывших офицера. Тот обращается к первому: «Как вас зовут?» — «Поручик Богавут». — «А вас?» — «Поручик Одеркас». — «А вас как?» — «Капитан Нащокин-Баскак». Все трое в рифму. Хо-хо- хо! — громко хохотал Лев Семенович.

Лидия Ивановна умоляла его глазами:

— Лёв! Будь человеком из общества. Вспомни: Кратовы были когда-то сливками! О, Лёв!

Муж смутился под взглядами жены.

— Да, мне, действительно, нужен управляющий, — сказал он приторно-вежливо.

Разговор сразу стал деловым.

В столовой уже смеркалось, когда вошла горничная.

— А вас ямщик к себе вызывает, — сказала она прибывшему.

Богавут поспешно вышел в переднюю.

— Везти мне вас обратно? — спросил его ямщик.

— Нет. Я нанялся здесь управляющим. Ого! — радостно ответил приезжий.

Рассчитавшись с ямщиком и вручив ему лишний полтинник, он вместе с ним вышел на крыльцо. Но тот не торопился уходить.

— А тебе или что от меня надо? — спросил Богавут, желая быть радостным.

— Да, — сказал парень, вдруг став печальным. — Хочу вас попросить. Не приходилось ли вам вычитать в учебных книгах вот про что…

— Про что?

Голос прибывшего стал деревянным. Слова звучали, а мысль уходила далеко.

— Что, от падчерицына мужа и от мачехи может произвестись на свет незаконный ребенок?

Богавут глядел на облака.

— А тебе-то что?

— А как же, — парень печально развел руками, — а как же? Ведь этот один человек, который у нас на деревне любопытствует не своим делом, есть я самый! Вот какая причина.

Парень вздохнул.

Богавут стоял, не шевелясь. Память рисовала гулкие, каменные коридоры. Часовых у окна. Решетки. Вспомнились бессонные, страшные, кошмарные ночи.

— Что? — переспросил Богавут парня, как-то синея всем лицом.

И в ярости выдохнул:

— Убирайся ты от меня к чёрту! К чёрту убирайтесь все! С-слышали?

II

Из сада приятно тянуло запахом распускающихся листьев. В глубоких долинках между буграми, где росли старые развесистые ветлы, громко кричали грачи. Они точно пытались убедить кого-то, что наступают дни самого светлого и безмятежного счастья, и проясневшие поля радостно внимали им.

С удовольствием прислушивался к их крикам и Богавут. Черные сны точно занавесились и позабылись. Радостно ощущались толчки освежившейся крови в сердце и сладкое нарастание какой-то щекочущей истомы. Склонившись и сильно напирая рукою на коловорот, Богавут чинил плуг. Приятно было крепкой рукой налегать на сталь и вдыхать запах сосны, тонко струившийся из просверливаемого дерева.

«Хорошо», — думал всем телом и мыслью Богавут.

А Лев Семенович, с жирным, словно опухшим, лицом, выпятив круглое брюшко, мелкими шажками похаживал мимо управляющего и говорил:

— Видите, как мы славно сжились в один месяц. Полюбуйтесь на наши отношения! Я глубоко уважаю вас, а вы… вы скоро будете почти боготворить меня. А почему? Потому что мы сразу же крепко договорились не касаться политических тем. Я — дальновиден! Я о-очень зорок! И я сразу же признал в вас почти эс-дека! Но что же из того! Я безбоязненно предложил вам место. Подумал: «Ничего! Выветрится! Обширкается! Подсохнет!»

— Я не эс-дек! — выговорил Богавут спокойно и весело.

Вокруг было так хорошо, и груди так отрадно дышалось, что и наивная болтовня не вызывала досады.

Лев Семенович еще больше выпятил брюшко и растопырил руки.

— Сохрани Бог! — почти воскликнул он. — Я вас и не обвиняю в излишнем увлечении социализмом. Мне да вас обвинять! Кто я сам? А? Кто я сам? Как вы думаете?

Он мелкими шажками подбежал к управляющему, как-то раздул щеки и, понижая голос почти до шепота, выговорил:

— В мечте и теории я сам одним плечом примыкаю к великому Бебелю! Как же-с! Читал его брошюрки и восхищался. И чистосердечно примыкаю к нему одним плечом! Смею вас уверить! Примыкаю!

Он забежал сбоку и, подняв к верху указательный палец, почти выкрикнул:

— Но только одним плечом! И в теории, и в мечте!.. В мечте! — выкликивал он, высоко потрясая указательным пальцем. — А на деле и другим плечом я более склонен примкнуть к Пуришкевичу! To есть: стою за твердую власть. Вы меня понимаете?

Красивое, но суровое лицо Богавута чуть дрогнуло.

— Почти, — выговорил он безразлично, — почти понимаю.

— Одним словом, я хочу сказать вот что, — заговорил Лев Семенович. — Каждый благородный человек должен примыкать одною стороною сердца к Бебелю и мечтать вместе с ним о золотом веке и благосостоянии всех. Но! Но, — выкрикнул он почти грозно и раздувая щеки, — но вместе с тем нужно добросовестно исполнять и каждое предписание господина уездного исправника и тому подобных властей. Почему? — спросил он Богавута деловито и строго. — Почему? А потому, что предосудительное поведение даже благородного человека достойно всяческого порицания, а пренебрежительное отношение к властям всегда строго наказуется в каждой благоустроенной стране. Теперь вы меня поняли?