С Евангелием в руках - [128]

Симона Вайль, хотя она пламенно верила в Иисуса и считала себя католичкой, именно потому и не крестилась, что хотела разделить судьбу оставшихся за воротами Царства. И всё же для тех евреев, что не приняли христианства, она стала изменницей и вероотступницей, а для большинства христиан осталась еврейкой – невероятно ученой и до полной нелепости оторванной от жизни чудачкой, о которой и молиться как следует недопустимо.

Этой же дорогой решила идти Эдит Штайн, умершая в 1942 году в газовой камере в Освенциме. Крестившаяся задолго до прихода Гитлера к власти, в годы нацизма она становится монахиней-кармелиткой и остается в Европе (хотя могла бы уехать в Америку), чтобы разделить всё то, что выпадет на долю ее народа, вместе со всеми.

«Остаться» и «разделить». Вот два ключевых слова, которыми определялась вся жизнь двух этих женщин – евреек, философов и учениц Иисусовых – в годы нацизма. Верность сделала их удивительно смелыми и в то же время привела к смерти. Можно ли назвать их иудеохристианками (в том смысле, который вкладывал в это слово отец Сергий Булгаков в те самые годы в своем очерке «Расизм и христианство»)? Скорее всего – да, ибо обе они не в плане возвращения к первохристианскому ритуалу, но в чем– то несравнимо более важном приблизились к христианству первых поколений, которому свойственна любовь к тем, чьей вере ты, на их взгляд, изменяешь.

«Идем и мы, чтобы умереть вместе с Ним»* (ср. Ин 11: 16), – говорит Фома Близнец апостолам, услышав о смерти Лазаря и о том, что Иисус возвращается в Иудею – туда, где Его собираются убить. С кем именно вместе (с Лазарем или Иисусом) собирается умереть Фома, из контекста не совсем ясно, но ясно другое: смерти он боится и не хочет, но еще больше не хочет он изменить своему Учителю. Он останется вместе с Ним до конца, ибо страх перед смертью – не основание для того, чтобы от нее бежать.

Над своей последней книгой «Наука Креста» Эдит Штайн продолжала работать до того дня, когда была арестована. Вплоть до самого ареста продолжала учить французский язык и делать переводы текстов по истории с английского на родной, нидерландский, пятнадцатилетняя Анна Франк. Живя с родителями в так называемом «убежище» (нелегально и поэтому не выходя из дому), каждый вечер она «накручивает» свои кудри, чтобы назавтра выглядеть безупречно, целуется со своим Петером, страстно и в то же время целомудренно, ибо знает, что никогда не будет ни женою, ни матерью. Ликует оттого, что чувствует себя взрослой, почти женщиной, и при этом боится одного – что будет уничтожен ее дневник.

«Нет, только не это, если сожгут мой дневник, то пусть и меня сожгут вместе с ним», – гневно восклицает Анна. Теперь этот дневник – то единственное, что осталось нам от нее в наследство. Светлая, мужественная, пронзительная и до предела откровенная книга, в которой Анна действительно написала о себе всё, ничего не скрывая, ибо прекрасно знала, что, скорее всего, умрет в самое ближайшее время вместе со всей ее семьей. Скрыла она только имя того из своих соузников, который, струсив, предложил сжечь тетрадь с ее записями.

Книга Анны Франк, которую она сама назвала «Убежище», выходила на русском языке неоднократно, но всегда с большим числом неточностей в переводе и, главное, с купюрами, сделанными Отто Франком, отцом Анны, который остался жив и, издавая дневник дочери, изъял из него те места, которые казались ему неприличными. Полное издание появилось лишь в 1999 году.

Анна была почти на сорок лет моложе Эдит Штайн. В отличие от Эдит она, верующая еврейка, молившаяся перед сном каждый вечер, не стала христианкой, но уже в убежище захотела побольше узнать об Иисусе и прочитала Новый Завет, праздновала с близкими Хануку и вместе с теми смелыми голландцами, которые скрывали ее и ее родителей, – день святого Николая. Эдит – ученица Гуссерля, профессор философии и монахиня. Анна – просто девочка, решившая описать историю своей жизни, когда ей едва исполнилось тринадцать; но обе они словно сошли со страниц Библии, смелые, светлые и дерзновенные, чтобы научить нас не бояться. Не бояться ничего, кроме собственной нечестности и собственного греха.

«Я тоскую по свободе и свежему воздуху, но я думаю, – писала Анна, – что их отсутствие возмещено нам с лихвой. Возмещено в духовном смысле, внутри нас. Сегодня я сидела и смотрела в окно, я, можно сказать, по-настоящему глубоко созерцала Господа и природу и была счастлива, не могу назвать это иначе – именно счастлива». И дальше: «Пока у человека есть чувство счастья внутри – счастья от наслаждения природой, от ощущения здоровья и еще от многого другого, – пока человек носит в себе это чувство, он всегда будет счастлив». Так писала Анна 23 февраля 1944 года. Напомню, что ровно через год, весной 1945-го, она умрет от тифа в концлагере Берген-Бельзен.

Двадцатый век начался с того, что была опубликована «История одной жизни» Терезы из Лизье. Девушка двадцати четырех лет стала поистине учительницей для взрослых, образованных и вполне ироничных людей, увидевших в ее опыте, в безграничности ее личной смелости перед лицом болезни и смерти необходимый для себя урок. В середине века, в страшные годы нацизма и Холокоста,