С днем рождения, турок! - [14]

Он указал большим пальцем на выход. Пока я раздумывал, как бы удалиться, не теряя достоинства, два других охранника подхватили меня под руки и вынесли на улицу. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, которого вынимают из ванны после купания. Один из амбалов напутствовал:

— Дальше добирайся сам, иначе разобью твой турецкий нос.

Я показал на что-то за их спиной и простонал «О!». Моя затея сработала. Они обернулись и уставились в глухую стену дома.

— В чем дело?

Я похлопал типа, задавшего вопрос, по плечу. Он повернул голову, и я ударил его кулаком в лицо. Раздался сухой треск сломанной носовой кости. Он хрюкнул и шмякнулся на асфальт.

Его партнер недоверчиво посмотрел на меня, а осознав случившееся, хотел размозжить мне череп. Я видел, как напряглись мышцы под его пиджаком. Он медленно двинулся в мою сторону, хрустнул пальцами и облизал губы. Неоновый свет освещал его лицо, и были отчетливо различимы белки его глаз. Если бы он ударил, у меня было бы мало шансов уцелеть.

Он сделал паузу, разглядывая меня, как котлету. Я двинулся ему навстречу, затем застыл на месте и быстро пригнулся. Его правый чугунный кулак просвистел надо мной. Один прыжок, и я схватил его руку. Всем весом я бросился на него и рванул вверх. Громко затрещали кости. Он взвыл от боли. Здоровой левой рукой он вслепую колотил в моем направлении.

Дважды я увернулся, но на третий раз его кулачище попал в цель. Прямой удар, тяжелее удара молота, пришелся в мой подбородок.

Шатаясь, я сделал несколько шагов назад и наткнулся на столб уличного фонаря. Ноги обмякли, и я осел на асфальт. Мой противник двинулся ко мне, неестественно размахивая правой рукой. Я продолжал сидеть на земле и ждал, когда он подойдет ближе.

— Эй, ты, вонючая турецкая крыса, — прошипел он, — это тебе не пройдет даром.

Я сделал кувырок в сторону и въехал ему носком ботинка в подколенную впадину. Раздался глухой шлепок от падения тела. Он рухнул на землю, как срубленное дерево. Ухватив его за здоровую руку, я перекинул его через бедро.

— Спокойно, громила, а то придется наложить гипс и на вторую руку. Это я тебе обещаю.

Голиаф встряхнулся, и мне стоило немалых усилий удержать его руку, но он быстро сдался, и я смог перевести дух. Сломанная кость, должно быть, причиняла ему сильную боль. Он жалобно застонал.

— Кончай ныть. Лежи смирно, тогда я отпущу тебя. Но сначала скажи — знаешь Ахмеда Хамула?

Стиснув зубы, он выдавил:

— Никогда не слышал про такого.

Я еще раз сдавил его:

— А если пошевелить мозгами?

Он громко застонал и прорычал:

— Да нет же, твою мать, я вправду ничего не знаю.

В этот момент открылась дверь и на улицу высыпала кучка зевак.

Ломать дальше кости не хотелось. Я выпустил истерзанную руку своего противника и поднялся. Золотозубый вдруг быстро запустил руку под пиджак. Но я оказался проворнее и уже держал свою пушку на прицеле.

— Вынь лапу из пиджака, только тихо, иначе продырявлю.

Он скривил рожу, но повиновался.

Только сейчас я заметил толпу глазеющих на происходящее бездельников, соблюдающих дистанцию. Место было не самым подходящим, чтобы размахивать огнестрельным оружием. Я сунул пушку в кобуру. Мой противник тоже заметил собравшихся и ухмыльнулся, блеснув золотым зубом.

Вдали послышался вой полицейской сирены. С каждой секундой он становился все громче.

— Хватай своих дружков и вали отсюда! Сейчас приедут легавые и зададут тебе неприятные вопросы.

Мои слова пришлись ему по душе.

— Благодарю за совет. Сам бы никогда не додумался. А ты не дурак. Смотри, чтобы тебя шальной пулей не задело.

Мне надоело болтать с этим оголтелым типом, да еще с таким длинным языком. Перед тем как смыться, я еще раз взглянул на его дружка, которого я отделал не хуже. Вместо носа у него была кровавая каша. Кровь текла по щекам. Я похлопал его по плечу. Когда он приоткрыл глаза, я процедил:

— Запомни, с зарубежными гостями надо обращаться вежливо. В следующий раз оторву уши.

Он хотел было что-то сказать, но смог только выплюнуть кровавую слюну.

Я покинул поле битвы и бесцельно побрел по улице.

Мимо меня с воем промчалась полицейская машина. Я представил себе, как они задают вопросы очаровашке Милли, которая, наивно подняв брови, отвечает:

— Но, господин комиссар, у нас здесь полная тишина, можете мне поверить.

Добравшись до первой попавшейся забегаловки, я заказал три кружки пива. Подбородок был изрядно искорежен, и стоящая за стойкой смачная красотка скорчила презрительную мину.

— Это грим, подруга. Я прямо из театра, там сейчас антракт.

Она засмеялась.

— Сочувствую, но выглядит очень натурально. И какой же это спектакль?

— «Ромео и Джульетта» Шекспира, современная версия в духе ориенталистского экзистенциализма, антитеза традиционным европейским моделям интерпретации великого драматурга.

Кивнув головой, она протянула: «Вот как!» и немного погодя спросила:

— А в чем там дело?

— Ромео встречается с Али-Бабой и меняет Джульетту на сорок разбойников.

— А что потом? — с интересом спросила она.

— Джульетта влюбляется во всех сорок разбойников, а те хотят делать деток с Ромео. Али-Баба мокнет под дождем. В конце концов все мирятся и совершают заплыв по Нилу навстречу светлому будущему с песней: «Футбол — это наша жизнь».