С чего начать? Истории писателей - [8]
— Нас тоже будешь… убивать?
Керса оценила твердость характера, так что ответила честно.
— Нет.
Алхимик оглянулась на Повитуху, но та склонилась над роженицей.
— Зачем ты остановила обряд?
— Выполняла заказ, — Керсу позабавило недоумение, мелькнувшее на лице Алхимика. — Мне заплатят только за Жрицу.
— Она была такой… — всхлипнула Летописец. — Кто мог желать ей?
— И сколько стоит разрушить мир? — с вызовом спросила Алхимик.
Керса не удержалась и фыркнула. Любят эти ученые все усложнять. Где смерть Жрицы, а где целый мир!
— Но ведь мы… — по щекам Летописца потекли слезы. — Мы же все погибнем!
— Чего тут? — вклинилась Повитуха. С шарканьем она подошла к Алхимику, вытирая руки ветошью. Керса поморщилась: не могла чистую тряпку взять, вон пыль летит. — Это кто?
— Наемница, — объяснила Алхимик. — Убила Жрицу посреди обряда, а мы ушами прохлопали.
Повитуха смерила Керсу мрачным взглядом.
— Ну и зачем?
Наемница уставилась на тело у своих ног.
— Так получилось, — пробормотала Керса и тут же смутилась. Почему она вообще должна отчитываться? Ей пора на выход. — Бывайте, — наемница соскользнула с постамента.
— А куда ты пойдешь? В рушащийся мир?
Керса остановилась. Ей показалось, что в голосе Алхимика сквозила насмешка.
— Это все сказки. Что мир сломается без Воплощения.
Алхимик заставила себя рассмеяться.
— Деревенщина. Ты хоть знаешь, что наш мир плоский?
Ногти вонзились в ладони. Керса была не из тех, кто легко переносит оскорбления. Алхимик тем временем продолжала:
— Как, по-твоему, вода все время льется через край Диска и не кончается? Почему сам земляной Диск лежит на спинах слонов и не разваливается? Почему он не остывает? Чем дышат несущие нас слоны и черепаха?
— Какое мне дело до этого? — прохрипела Керса. Горло саднило, словно она наелась песка.
— Это надо знать всем, — парировала Алхимик. — Ради этого и существует Воплощение четырех стихий. Благодаря Воплощению наш мир продолжает существовать.
Керса оглядела собравшихся. По лицу Летописца текло столько слез, что рубаха на груди промокла. Повитуха все терла свои пыльные руки. Алхимик не шевелилась, не моргала и даже как будто не дышала.
— Меня это не касается.
— Скажешь это, когда под тобой Диск развалится.
Ребенок на руках Алхимика снова пискнул. Тут Керсу осенило.
— И что, вот эта личинка должна повелевать миром? Сами свои сказки жуйте.
Темнота тоннеля поглотила наемницу.
— Ты не дослушала, — крикнула вслед Алхимик. — Стихия найдет выход! Нам придется держаться вчетвером!
Повитуха потерла руки и в сердцах бросила тряпку.
— Не ори, — одернула она Алхимика. — Лучше скажи, сколько у нас осталось до конца света?
Алхимик пристроила ребенка задремавшей матери.
— Ты пробовала преградить путь волне? — в свою очередь спросила она. — Или не пустить куда-то ветер? Стихии найдут выход, и их не остановит ни убийство Жрицы, ни смерть младенца, ни вообще отсутствие обряда.
— В анналах упоминается несколько случаев, когда ход обряда нарушался, — Летописец тщетно пыталась вытереть слезы. И рубашку, и рукава можно было выжимать. — Но последний случай был почти девятьсот лет назад. Тогда ребенок умер во время родов, других записей об этом не сохранилось.
— Но мир не рухнул? Вот и хорошо, — резюмировала Повитуха. Убедившись, что мать с ребенком ничего не тревожит, она повернулась к двум мертвым телам: — У нас есть дела.
— Отомстим за Алексию? — Летописец наконец справилась с потоком слез. — Можно послать стражу, они догонят наемницу.
Алхимик проследила взглядом за капавшими на пол слезами. Столько воды… Она потерла лицо.
— Нет, — вздохнула Алхимик. Юбки Летописца колыхнулись. Потеряв мысль, Алхимик отметила про себя, что Воздух нашел выход. Судя по мокрой блузе Летописца, Вода тоже. — Я думаю, наемница сама вернется, — продолжила она.
— Добить нас? — фыркнула Повитуха, вытирая об себя руки. — Да на кой мы ей сдались… Что с меня сыпется, я понять не могу! Песку рано вроде бы…
На выходе из пещеры Керса смогла взять себя в руки. Дождь превратился в унылую морось. В лужах лежали тела — крысы постарались на славу. Синий шатер, символизирующий воду, рухнул. Главный устоял, но покосился. Из него доносились пьяные крики.
Сунув меч в ножны, Керса шагнула под дождь. Не все погибшие были кольчугах. Под грязью и кровью угадывались одеяния некогда белого цвета. Ради чего жрецы лезли на верную смерть? Ради мифического круговорота жизни? Ну-ну…
— Гасп-жа начальник, — пьяно приветствовала ее одна из крыс. — Пра-ашу, ик, к столу!
Поморщившись, Керса все же вошла в шатер. Сюда стащили все еду и выпивку. Судя по живописным позам крыс, последняя уже закончилась. Ну правильно, после трудного перехода и боя много не требуется.
Навстречу поднялся кто-то из крыс. Постарше большинства, какой-то экономный в словах и в движениях, этот разбойник стал бы неплохим командиром, если бы имел хоть какие-то амбиции. Керса постаралась вспомнить его имя.
— Дело сделано, — он не спросил, а озвучил факт. Получив утвердительный взгляд, разбойник продолжил: — Двое убитых, дюжина раненых. Два десятка стражников, столько же сопровождения. Пленных не брали. Да они и не давались.
Помните, в детстве мы с подружками собирались у кого-то дома с ночевкой? Перед сном пили какао, смотрели любимые фильмы и заплетали друг другу косички. А потом выключали свет и, завернувшись в тёплый плед, рассказывали друг другу, о чем мечтали, кого любили и как прекрасен этот мир. Наш сборник историй — тот самый разговор с подружками. В этой книге мы собрали тёплые, иногда грустные, но очень добрые рассказы, которые поднимут настроение каждому читателю. Здесь: лето, вдохновение, жизнь!
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.