С царем в Тобольске. Воспоминания охранника Николая II - [6]

Отряд вполне оценил мое заявление и доказал это тем, что за все пять месяцев моего комиссарства ни разу не проявил себя хамом. Поведение отряда было почти рыцарским.

Большинство солдат отряда произвело на меня отрадное впечатление своей внутренней дисциплиной и военным видом – опрятностью. За исключением немногих наш отряд состоял из настоящих бойцов, пробывших по два года на позициях под огнем немцев, очень многие имели по два золотых Георгиевских креста. Это были настоящие боевые, а не тыловые гвардейцы, высокие, красивые и дисциплинированные. И я почувствовал тяжелую ответственность и обязанность помочь им сохраниться. Для этого необходимо было создать более или менее здоровую обстановку, занять их работою и просвещением. Обстановка была далеко не совершенная: казармы плохо оборудованы и не приспособлены. Требовался основательный ремонт. Работу в навигационное время наши гвардейцы находили на пристанях, где пароходчики охотно предоставляли им выгрузку и погрузку барж и пароходов. В свободное от караула время часть отряда работала на пристанях. В зимнее время на такую работу рассчитывать нельзя. Я решил устроить школу для неграмотных и малограмотных солдат, лекции и доклады для всех, полагая, что этим удастся занять отряд разумным и полезным делом. В этом отношении мне согласились помогать три офицера.

Всю же работу по охране мы поделили с полковником Кобылинским таким образом: он взял на себя хозяйственную и финансовую часть, а я остальную. Кстати, должен заметить, что все те «мнения и отзывы» о Кобылинском, которые мне пришлось слышать в Петрограде, к моему величайшему удовольствию, совершенно не оправдались.

Военные круги относились к нему отрицательно. Но я нашел в нем лучшего, благородного, добросовестного сотрудника. Евгений Степанович Кобылинский – гвардейский офицер. Принимая участие в войне с немцами, в одном из боев он был жестоко ранен и лишь благодаря умелому лечению остался жив. Ни к каким политическим партиям он никогда не принадлежал и не стремился примыкать, он просто был человек в лучшем смысле этого слова. Благородный и честный по природе, воспитанный и развитой, он всюду проявлял такт и достоинство с людьми; трудолюбивый и бескорыстный, он завоевывал к себе доверие и уважение. Я быстро сблизился с ним и от души полюбил его. Взаимные наши отношения с ним установились самые искренние.

Всенощная

На воле мне много приходилось слышать о том, что семья Николая II очень религиозна, что этим и объяснялось то влияние, какое имел Григорий Распутин на царскую семью. Но религиозность слишком различно понимается людьми, и в данном случае судить об этом более чем трудно. Эта духовно-нравственная потребность царственных пленников сначала удовлетворялась тем, что богослужение совершалось в зале губернаторского дома, то есть в том же доме, где жила семья бывшего царя. И в ближайшую субботу мне первый раз пришлось присутствовать на всенощной.

Всю работу по обстановке и приготовлению зала к богослужению брала на себя Александра Федоровна. В зале она устанавливала икону Спасителя, покрывала аналой, украшала их своим шитьем и пр. В 8 часов вечера приходил священник Благовещенской церкви и четыре монашенки из Ивановского монастыря. В зал собиралась свита, располагаясь по рангам в определенном порядке, сбоку выстраивались служащие, тоже по рангам. Когда бывший царь с семьей выходил из боковой двери, то и они располагались всегда в одном и том же порядке: справа Николай II, рядом Александра Федоровна, затем Алексей и далее княжны. Все присутствующие встречали их поясным поклоном. Священник и монашенки тоже. Вокруг аналоя зажигались свечи. Начиналось богослужение. Вся семья набожно крестилась, свита и служащие следовали движениям своих бывших повелителей. Помню, на меня вся эта обстановка произвела сильное первое впечатление. Священник в ризе, черные монашки, мерцающие свечи, жидкий хор, видимая религиозность молящихся, образ Спасителя. Вереница мыслей сменялась одна другою…

«О чем молится, о чем просит эта бывшая царственная семья? Что она чувствует?» – спрашивал я себя.

Монашки запели: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение…». Вся семья Николая II становится на колени и усердно крестится, за нею падают на колени и все остальные. В то время мне казалось, что вся семья бывшего царя искренно отдается религиозному чувству и настроению.

Служба кончается. Начинается обряд миропомазания. Священник обращается лицом к бывшей царской семье. К нему первый подходит Николай II, затем Александра Федоровна, наследник, дочери и далее свита и служащие в порядке рангов. И затем зала пустеет.

Ко мне подходит князь Долгоруков.

– Господин комиссар, когда же будет разрешено сходить в церковь? Николай Александрович и Александра Федоровна просили меня узнать, – обратился он ко мне.

– Как только будет все приготовлено. У меня нет ни малейшего намерения лишать их посещения церкви, – ответил я.

– Какие же нужны приготовления?

– Устраняющие всякие неприятности и недоразумения.

– Не понимаю, – огорченно отвечает князь.

– Не думайте, что меня беспокоят неприятности, только касающиеся меня лично; возможны неприятности другого порядка, которых я не могу допустить, – пояснил я князю. Но он опять не понял меня.