Анна видимо устала. Послѣ возбужденія наступили минуты утомленія. Она продолжала, значительно понизивъ голосъ и смотря въ одну точку.
— И какъ я вѣрила!… Никто, никто не могъ поколебать этой вѣры… Казалось, никого мнѣ не надо, ничего не хочу я, только знать, что любима… И вдругъ точно все черною пеленой покрылось… Когда узнала, что не любитъ онъ меня, такъ пусто стало кругомъ, душно какъ-то… И вдругъ такое утѣшеніе — ожидать ребенка… Ужь тогда я и не претендовала, чтобы мужъ сидѣлъ со мной, ухаживалъ… Я стала совсѣмъ уродомъ, совершенно круглая… О себѣ не заботилась совсѣмъ, a только и думы было объ ожидаемомъ ребенкѣ… Вся жизнь, весь міръ сосредоточился въ немъ. Никсъ совсѣмъ не бывалъ дома, уѣзжалъ куда-то на цѣлые мѣсяцы. И я не особенно скучала. Я еще цѣльнѣе могла отдаться мечтамъ о предстоящихъ мнѣ обязанностяхъ, цѣли жизни…
Вѣра подняла глаза на Анну. Ей казалось, что она не можетъ плакать. Весь свой разсказъ она проговорила горячо, съ блестящими глазами, едва переводя духъ. Тутъ губы ея начали подергиваться, глаза потускнѣли отъ слезъ.
— Сколько разъ я няньчила его во снѣ, какъ я любила этого маленькаго… Въ немъ я уже забыла свое горе… Боже! когда мнѣ его показали мертвымъ, я не знаю, что было во мнѣ… Какое-то безсиліе, злоба, безнадежность… Я бы все въ мірѣ отдала, чтобы вдохнуть жизнь въ это маленькое, посинѣвшее тѣльце… Не осталось никакой привязанности къ жизни… Когда мужъ раскаялся у моей постели, клялся быть вѣрнымъ, любить какъ прежде, — я радовалась, но не вѣрила. Хотѣлось вѣрить, но не могла, да и теперь не могу… Видите, я сирота, круглая сирота… А какъ бы хотѣлось любви, ласки!…
Она тихо заплакала. Въ эту минуту она похожа была на огорченнаго ребенка, Вѣра подошла къ ней, взяла ее за голову и поцѣловала въ ея гладко причесанные волосы. Она прижалась къ ней, нервно дрожа и рыдая… Вѣра, какъ могла, успокоивала ее, положила на диванъ, дала воды и она затихла понемногу.
Разговоръ снова завязался и перешелъ на Вѣру. Она въ немногихъ словахъ передала ей всю свою невеселую и несложную жизнь.
Со смертью матери семья совсѣмъ распалась. Сестра уѣхала въ деревню учительницей, Вѣра приняла мѣсто гувернантки къ двумъ маленькимъ дѣвочкамъ и пріѣхала съ этой семьей въ Парижъ на два мѣсяца. Привыкшая всегда жить въ семьѣ, въ ласкахъ, Вѣра очень скучала здѣсь.
Анна своимъ искреннимъ порывомъ какъ-то разомъ завоевала ея довѣріе. Вѣра говорила съ ней такъ искренно, какъ почти ни съ кѣмъ, никогда.
Анна ушла отъ нея очень поздно; онѣ простились какъ самые лучшіе друзья.
Какъ только Анна оправилась, она съ мужемъ и матерью переѣхала въ Петербургъ.
Николай Сергѣевичъ Слащовъ занималъ такое положеніе и на службѣ и въ обществѣ, которое принято называть виднымъ. Онъ въ сущности не гонялся за нимъ; блестящая карьера сама подвернулась ему и онъ не бѣжалъ отъ нея, также какъ и отъ женитьбы на богатой невѣстѣ. Сама Анна первая заговорила о бракѣ, сама сказала, что любитъ его, и невѣста съ полумилліонымъ состояніемъ досталась ему такъ же легко, какъ и блестящая карьера.
Николай Сергѣевичъ не былъ красивъ, но всегда имѣлъ громадный успѣхъ въ обществѣ. Блѣдный, худой, съ глубоко сидящими сѣрыми глазами въ черныхъ рѣсницахъ, онъ казался изнуреннымъ, утомленнымъ жизнію. Черная раздвоенная борода, проборъ по серединѣ и маленькое золотое пенсне — шли къ нему. Рядомъ съ женой онъ былъ положительно красивъ, его часто жалѣли, что у него такая некрасивая жена, хотя всѣ знали, что онъ давно утѣшенъ въ этомъ отношеніи. Связь съ княгиней С., одной изъ самыхъ красивыхъ женщинъ Петербурга, не была тайной ни для кого. Анна позже всѣхъ другихъ узнала о ней. Теперь, когда мужъ далъ ей слово порвать эту связь, онъ сталъ гораздо ласковѣе съ ней, дома сдѣлалось уютнѣе, теплѣе…
Анна стала опять больше обращать вниманія на свою наружность, выѣзжала съ нимъ, когда этого онъ хотѣлъ, хотя для нея выѣзды не представляли особенной привлекательности. У нея была натура интимная, она любила общество, но свое, подходящее въ ней; нравиться ей хотѣлось только мужу — и никому больше.
Николай Сергѣевичъ не выдержалъ и мѣсяца такой жизни. Его тянуло въ свѣтъ, какъ рыбу въ воду. Оставлять Анну было жаль; онъ старался всегда окружать ее молодежью, а самъ подъ предлогомъ «noblesse oblige» постоянно уѣзжалъ куда-то. Анна проводила всѣ вечера безъ мужа, въ компаніи молодыхъ людей, иногда и женщинъ. Чтобы не скучать, она позволяла развлекать себя: ѣздили компаніей на тройкахъ, ужинали, слушали цыганъ. Изъ постоянныхъ посѣтителей чаще другихъ бывали Бѣжецкій и Шатовъ, одинъ изъ лучшихъ друзей Никса. Шатовъ былъ красивый гвардеецъ, еще молодой, но совершенно сѣдой, съ темными усами и жгучими черными глазами. Немного лѣнивый, неповоротливый, онъ и самъ не зналъ, обыкновенно, какъ случалось, что онъ становился ежедневнымъ посѣтителемъ того или другаго дома. Обыкновенно за обѣдомъ Никсъ говорилъ:
— Annette, мнѣ сегодня необходимо быть у Нарскихъ… Я позвалъ Шатова къ тебѣ, - все не такъ скучно будетъ…
Такъ повторялось не одинъ, не два раза, а десятки разъ.
Ѣхали въ театръ и Никсъ непремѣнно звалъ Шатова въ ложу… Если тотъ отказывался, онъ дѣлалъ ему цѣлую исторію.
