Ржавчина - [22]

– Ну… Это все же не наши деньги.

– А чьи тогда?

Василий искоса глянул на труп.

– Пеккера.

– Пеккера больше нет, – сталкер вылез из-под стойки, вытер полотенцем кровь с дубовой панели и кинул его в угол. – Если ты еще не в курсе, ему перерезали глотку, – для наглядности Григ провел ногтем большого пальца по горлу. – И помер он, между прочим, по собственной глупости. Незачем было новообращенного пускать.

Григ снова нырнул под стойку.

Василий плотно сжал губы. Семья, в которой он вырос, была добропорядочной и набожной. Он даже знал, как должен креститься истинно православный, и, постаравшись, мог по памяти прочитать «Отче наш». О вечной жизни и страшных муках он тоже кое-что слышал. Поэтому ему было неприятно слушать то, что говорил сталкер о человеке, уже представшем перед глазами Господа.

– Быть может, это не глупость, а человеколюбие?

Поднявшись в полный рост, сталкер высыпал на стойку пригоршню мятых купюр и насмешливо, как на деревенского дурачка, посмотрел на парня.

– Подставить себя под нож – это человеколюбие?.. Может быть, у вас, за кордоном, это так называется. А у нас говорят, что это глупость.

Григ быстро собрал купюры в пачку, пересчитал и сунул во внутренний карман.

– Открывай ранцы! – скомандовал он.

И начал быстро выкладывать на стойку пакеты с сублимированным армейским пайком. За ними последовали пять банок сгущенки, одиннадцать плиток шоколада, два пакета сухого картофельного пюре и две бутылки виски «McCellan». Василий суетливо укладывал все это в ранцы. До тех пор, пока они не оказались набиты до отказа.

– Все, больше не влезет.

– Жалко добро оставлять, – с досадой цокнул языком Григ.

Василий считал то, что они делали, мародерством. Но, чтобы не ссориться с Григом, сказал:

– Можно, наверное, запереть тут все, а после вернуться за оставшимся.

Честно говоря, он не понимал, кому Григ собирался сбывать замороженные пиццы, лазаньи, сухую картошку и быстрорастворимую лапшу.

Взгляд, которым Григ одарил Васю после этого замечания, можно было истолковать так: уж ты бы лучше помалкивал, коль соображалка вовсе не работает.

– Завтра все уже будут знать, что Пеккер мертв. И сюда ломанется толпа желающих поживиться за чужой счет.

Понятие «толпа» в представлении Васи как-то не вязалось с тем запустением, что он наблюдал на улице. И все же…

– А как все они об этом узнают?

– Узнают, не сомневайся… Давай-ка нож.

Григ забрал у парня свой нож, а взамен выложил на стойку принадлежавший все тому же Пеккеру «стинг-приор». И две коробки патронов к нему.

– Я никогда не стрелял из автомата, – честно признался парень.

– Научишься, – отмахнулся Григ.

– А он не развалится, как пистолет?

– Нет, он заговоренный.

Василий внимательно посмотрел на автомат. Ни рун, вырезанных на прикладе, ни тайных знаков на стволе. Пластик и покрытый тонким слоем смазки металл.

– Что значит «заговоренный»?

– Не сейчас.

Григ закинул на спину плотно набитый ранец, подогнал по-новому лямки. Повесил на плечо автомат.

– Все, уходим.

– На улице еще даже не рассвело.

– Когда рассветет – поздно будет.

Понятное дело, Василию было бы интересно узнать, что поздно? Или – для чего? Но Григ уже направлялся к выходу, и было ясно, что сейчас он не расположен вести беседу. Поэтому лучшее, что мог сделать в данной ситуации Василий, это последовать за сталкером. А уж куда – там видно будет. Он уже уяснил, что самое страшное в Зоне – остаться в одиночестве. Во всяком случае, для неофита.

К удивлению Василия, Григ направился не к лифту, а в прямо противоположную сторону.

Столбы, выкрашенные облупившейся зеленой краской, с белой маркировкой. Боксы, закрытые жалюзи. Парковка, превращенная в отель. Мир, вывернутый наизнанку. На одном из столбов надпись, выцарапанная чем-то острым: «Бог с нами?». На другом: «Мне все до жопы!!!»

Василий чувствовал, как тяжелый ранец оттягивает плечи. Да еще автомат, который он повесил на шею, колотился прикладом о локоть. Дискомфорт по полной программе.

Пшух!

Свет погас.

– Дьявол, – тихо выругался сталкер и включил подствольный фонарик. – Не думал, что они так быстро.

– Кто?

– Святые братья.

Василию это мало что говорило. Но он ни о чем не стал спрашивать.

Темнота сплющила пространство, сделала его одномерным. Мир сжался, как шагреневая кожа, уменьшился до размеров пятна от подствольного фонарика. Мазок света метался из стороны в сторону, то выхватывая из темноты столбы, то упираясь в стены. Казалось, они движутся по невообразимо запутанному лабиринту и с каждым шагом не приближаются к выходу, а еще больше теряются среди бесконечной вереницы поворотов, скручивающих переходы в подобие клубка. Эй, Ариадна, где ты!.. Нет ответа. Временами свет и вовсе исчезал, когда его заслоняло тело сталкера. И тогда Василию становилось не просто страшно, а жутко. До дрожи в коленках, до ледяного тремора в кончиках пальцев, до рвотных спазмов в желудке. Больше всего парень боялся оступиться и упасть. Он был почти уверен в том, что сталкер не наклонится, чтобы помочь ему подняться, даже не остановится, чтобы подождать. И тогда он останется один в темноте. И тогда его схватят те, кого сталкер назвал святыми братьями. Порой Василию казалось, что он уже слышит за спиной топот бегущих ног. Хотя, скорее всего, это были отзвуки их с Григом торопливых шагов.