Ржаной хлеб с медом - [18]

Старшие не сказали пятой ни слова. Пусть сама смекает, кто в хлеву посеял вражду, а кто всей душой за мир.

Лония вошла в раздевалку, сняла халат, набросила на плечи черный полушубок и вышла из коровника. До вечерней дойки времени достаточно. Можно часок повозиться дома.

Хитрость доярок ничего не изменила. Лония по-прежнему следила, чтобы ее коровы получали строго по норме. Четверка, как обычно, опускала в сумки кулечки.

Кормить полдником Лония перестала. Но в хлеву все равно задерживалась дольше остальных. Чтобы скребком и щеткой прочесать спины и бока своим коровам. Брала с собой на ферму сына-школьника.

Пусть проветрит голову после школы, привыкает к скотине.

— Глянь, хочет молоко лобызаниями выжать.

Сказала это Херта. Полушепотом Погулиене. Но так, чтобы Лония услышала.

От одной ласки бидоны не наполнятся. Но если коровенку кормить как положено, а вдобавок холить, она отпускает молоко щедрее. Неукраденные граммы делали свое. В сводке соцсоревнования Лония медленно, но неуклонно поднималась вверх.

Этого нельзя было допустить ни в коем случае. Когда литром больше или меньше, не беда. Но если разница накапливается в сотнях, того и жди начнут искать причину. Почему Лония может, а вы нет? Стартовали-то все вместе, откуда у одной вдруг такой рывок?

Что было делать четверке?

Побежать за Лонией со щеткой в руках? Ходить с дурацким видом по хлеву со скребком? Отказываться от мешочков? Потребность взять горсточку уже вошла в кровь. Осталось одно — отравлять радость труда. Рано или поздно выжить из хлева. Неугодных людей выживают. Это древний и хорошо проверенный способ. Если умело им пользоваться, ни одна душа не догадается. Нужно лишь выставить неугодного человека в таком виде, чтобы даже собака не захотела взять хлеба из его рук.

В трудолюбивой и насквозь порядочной Лонии нельзя было найти червоточинки. Не за что было зацепиться. Значит, надо продолжать старым способом: капать на нервы, пилить до тех пор, пока не лопнут.

Муж Лонии, человек с технической жилкой, смастерил ей легкую, как игрушка, лопату выгребать навоз. Когда Лония в первый раз увидела свое орудие в навозной жиже, в самом мокром месте, она подумала, что это случайность. Вытерла гладкую, как зеркало, рукоять и продолжала работу. Но когда в свежей коровьей лепешке нашла скребок и щетку, все стало ясно. Потом пришлось подбирать в проходе и части доильного аппарата. Оставить коров недоеными? Бежать за зоотехником и милиционером? Сегодня лопата, скребок, щетка, аппарат. А завтра? Разве мыслимо уследить за каждой дояркой, предвидеть следующую пакость. Сама начала борьбу, сама ее и веди. Молча. Без единого слова ругани. Внешне спокойно, в полном согласии. Глянет кто со стороны, ритм на ферме — лучше не бывает. Все доярки ловко орудуют аппаратами, подают корм, чистят проходы, следят, чтобы коровы лежали на сухом — любо-дорого глядеть.

Подытоживая результаты соцсоревнования, в хозяйстве все чаще стали упоминать имя Лонии Межгаре. После очередной победы в окно дома влетел камень. Выбитую раму завесили одеялом. Вообще-то вставить стекло — раз плюнуть. Но Лония отговорила мужа — пусть останется как есть. Прохожие удивлялись — до чего дожили людишки: дырки в окне тряпками затыкают. Даже председатель заметил, спросил:

— Стекла, что ли, нет больше в колхозе?

Но окно продолжало глядеть на мир, заткнутое старым домотканым одеялом. Будто обвиняло. Но кого? В чем? И станет ли кто над этим голову ломать? Вряд ли намек понимал даже тот, чья рука подняла камень.

Каждый раз, отправляясь в хлев, Лония шла навстречу неизвестности. Она не удивилась бы, если одну из своих самых молочных коров нашла бы околевшей. И ветеринарный врач определил бы, что скотина съела какую-то гадость.

Каждый раз, когда коровы поднимались после ночного сна, приветливо тянулись к ней головами, у Лонии вырывался вздох облегчения.

Болезнь на месяц уложила в постель тетушку Викштрем.

Начальство доверило обязанности заведующей Лонии, животноводу с самыми стабильными показателями. О которой никто слова критического не слышал. Которую в тот день, когда приехала комиссия с проверкой, в один голос хвалили все доярки. И которая охотно согласилась лишний раз приходить в хлев, чтобы подать коровам полдник.

Что могли возразить начальству Херта, Берта и Погулиене? Ничего.

Ключи от склада комбикормов перешли в распоряжение Лонии. Она взвешивала муку по предписанию, а в корыто каждая сыпала по своему усмотрению.

Когда тетушка Викштрем поправилась, у главного зоотехника состоялся разговор с ней. О том, что в хлеву надо бы повнимательней изучить практику Лонии Межгаре. И что всем не мешало бы сделать такой же рывок. Со стороны глядя, никаких чудес обнаружить не удается. Но на ферме, где все на виду, лучше выведать, в чем там загвоздка.

Тетушка Викштрем слушала, слушала и вдруг предложила:

— Пусть Лония останется на моем месте насовсем. Я старею, силы уходят. Межгаре здоровая, крепкая, будто глиной набита. Рванет нас и коров вверх.

Кувырком прокатилась зима. Настал день выгонять коров на пастбище.

Это был праздник Погулиене. Ее настоящая фамилия была — Салмрозе. Погулиене ее прозвали из-за пристрастия к народной песне. Другой такой сказительницы не было во всем колхозе. Что бы ни делалось, про все у нее припасена строка. Щелкает их как соловей свои коленца. На дороге ли, в магазине. На собрании. В хлеву. Как могла она молча прожить все эти месяцы вражды, работать в полной немоте — Лонии ввек не догадаться.