Ржаной хлеб с медом - [128]
Из календарей в «Малкалнах» держали отрывной настенный, «Народный», «Женский», «Сельскохозяйственный» и выпускаемый сатирическим журналом «Дадзис». Каждый листок, совет, анекдот, заметку изучали и перечитывали по многу раз. И, как это нередко бывает, если информацию подают в небольших дозах, она оседает прочно, словно кирпич в кладке. Поэтому, когда разговор заходил о жизни, о событиях в стране и за рубежом, сестры проявляли недюжинную эрудицию. Могли без запинки ответить, сколько населения в Японии и когда на Венеру были отправлены ракеты. Относительно газетной информации они придерживались особого мнения:
— Каждый день что-нибудь да меняется. Так недолго мозги вывихнуть. Что надобно знать, спустя год напечатают в календарях.
Насчет глаз, конечно, они брякнули просто так. Недаром Пильпук спросил Трине:
— Как же ты не путаешь кабаньи ядра с другими?
Вопрос был кстати. Трине славилась на всю округу своим умением холостить кабанчиков с тех самых пор, как сестры взвалили на себя все обязанности. Звать ветеринара было бы чистым расточительством. Как-то во время такой операции Трине поручили держать поросят за ноги — этого оказалось достаточно, чтобы овладеть наукой. Трине сколотила особое корытце, которое пропускало влагу, а поросенка, опрокинутого на спину, держало, как в тисках. Про щели объяснила:
— Чтобы моча могла вытечь, когда описается.
Холощение походило на ритуал. Сперва Трине выбирала место. Затем разворачивала тряпку, доставала бутылку. Далее все совершалось в строгой последовательности: раскупорит, наберет в рот глоток, побулькает, выплюнет, нальет в чашку желтой жидкости, нарежет в нее кусочки ниток, похожие на отощавших глистов. Раза два поскребет ножичком оселок и скажет:
— Слишком острым нельзя — худо заживает.
Покажет хозяину, как держать поросят, и пойдет чесать, как на конвейере. Если подкрадывался кот, прогонит со словами:
— Не зырься, а то как бы самого не выложили.
На Трине можно было положиться. Ни один пациент не маялся заражением крови, ни один не подох.
Вознаграждение за труд она брала не сразу.
— Заколете, дадите отведать, не осталось ли кабаньего духу.
В «Малкалнах» свеженина бывала на столе гораздо чаще, нежели в других домах.
О Лине вспоминали, когда устраивались торжества. Раньше хозяек искали в Озолгале, чтобы было непривычней, изысканней. Но после похорон мужей Кауке все сошлись на том, что Лине справляется не хуже, а то и лучше. Стали приглашать ее. Все время ведь кто-нибудь женится или умирает. Лине брала с собой в помощницы Трине. Только тут сестры обходились без перебранки. Видно, не хотели при людях срамить фамилию. Если и сцеплялись, то исключительно из-за соли. Трине готова была запорошить харч толстым слоем — сама глотала чуть ли не живой огонь. Дома она в свою тарелку без размышлений могла ухнуть половину столовой ложки. Поэтому похлебки и жаркое Лининой стряпни казались ей слишком пресными. Трине требовала добавки, Лине отбивалась. Решить спор приглашали хозяйку, которая, естественно, принимала сторону Лине.
Препирание завершалось ликующим:
— Эва!
Вместо обычного «Кулема!» Трине отвечала молчанием.
Порядочную свадьбу или похороны в Заливе справляли три дня.
Когда праздник начинал выдыхаться, хозяйка под занавес ставила на огонь котел с капустой. В заключение каждый должен был съесть по тарелке кислых щей, чтобы обволочь перекаленную утробу жиром и окончательно насытиться. Свадебные или похоронные гости ждали этого момента точно удара гонга. Кто половчее, старался свистнуть котел с недоваренными, а то и готовыми щами. После чего можно было смело застучать ложками, шумно выражая свою готовность покинуть гостеприимный дом: пора, мол, честь знать, только — не нахлебавшись щей — негоже вставать из-за стола. Чтобы не выкупать дорогой ценой варево, хозяйки торчали на кухне словно прикованные. Силой у них ничего нельзя было взять. Однако отозвать с поста Лине и Трине не составляло большого труда. Надо было лишь умело завязать прения по поводу соли. Как бы издалека, невзначай. Чтобы сорвавшиеся с уст гостей мнения обрывками долетали до кухни. Когда сестры, любопытствуя и защищаясь, вваливались в комнату, где стоял стол, дело уже было сделано. Котел остывал в кустах на выпасе. Мужики продолжали потягивать из бутылочки, а бабы — судачить.
Выкуп котла становился коронным номером всего торжества. Музыканты пускались наяривать «Танцуй, танцуй, повернись, печку лишь не свороти!». А Лине и Трине словно две косолапые медведицы вертелись да подбоченивались.
В молодости их редко приглашали танцевать. Поэтому навыков у них не было. Старухи плаксиво улыбались, пытались попасть ногами в ритм, но из этого ничего не выходило. Как только сестры останавливались, толпа единодушно вопила:
— Еще! Еще круг!
Во всем этом веселии была немалая доля издевательств. Но люди получали удовольствие, а хозяйки — котел со щами. Так повелось, Лине и Трине не обижались. И долго еще поминали:
— Вот это были похороны!
То же самое они говорили про свадьбы. И добавляли:
— Еды и питья было хоть завались.
А так как на торжества никто не скупился, то их оценка никогда не менялась. Гости могли передраться, поджечь сарай. Главным критерием для них оставался заваленный яствами стол.
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.