Ржаной хлеб с медом - [125]

— То-то и оно-то, как поглядишь.

— Не «как поглядишь», а как в аптеке. Прозевал, когда корова в течке была?

— Ей-богу, не заметил.

— Тут ничего не стоит дойти до Ольгиного быка. Не надо бегать в центр, где эта бабенка со шприцом. У нас в Заливе все под рукой.

Жанис слушал и не понимал, всерьез это или в шутку говорится. Не припоминал он, чтобы Рейнис кого-нибудь отчитывал. Поэтому направил разговор по другому руслу:

— А не выпить ли нам маленько? У тебя пиво-то водится?

Пиво и вправду водилось и, шурша пеной, лезло из бутылок.

Мужики рассуждали о политике и колорадских жуках.

Послушать со стороны, в голову не придет, что один из собеседников ветром подбит. Если взять меркой здравомыслие, не найдешь к чему придраться. Но то, что Пильпук не стоял твердо ногами на земле, было ясно как дважды два — четыре. И не заросший огород, и не подмоченное сено тому доказательство. Без жены Жанису и впрямь трудно было справиться с хозяйством. Беда была в другом: у него душа не лежала к земле. Пильпук об этом не говорил. Какой смысл жаловаться, что это даст?

Еще с мальчишеских лет его тянуло прочь от плуга, от косы. Не потому, что боялся работы, просто работа была не та, не настоящая. Нужда приковала к земле. А жажда чего-то несбыточного осталась. Чего именно, Жанис сам не знал. Иногда он доверял ее скрипке, другой раз воплощал в колесе, а то и выковывал в каком-нибудь никому не нужном пустяке. Жанис охотней чинил крыши и развозил почту, чем сгребал сено. А настоящий крестьянин прежде всего отсидит в борозде — делу время, потехе час.

Пильпука иногда называли книгочеем. И тоже с пренебрежением:

— Дрыхнет над своими романами, а вишню, глянь, скворцы склевывают.

В «Амурах» чтива было немного, несколько томов не библиотека. Так, валялось где-то по книжке. Без всякой связи. «Занимательная физика» и жизнеописание Шаляпина. Стихи Порука[8] и справочник механизатора. Еще «Камень и боль», тяжеловесным слогом написанный роман о жизни и творчестве Микеланджело. Сей труд, по страничке в день, он одолевал год. Достаточно было соседям прочесть диковинное название, чтобы убедиться: тратить время на такую чепуху — шалопутство.

Жанис хватал всего понемногу и не печалился, что ничего не удавалось ему по-настоящему. Жил, и все. Вряд ли дочки его поймут. Оттого он и боялся перемен, догадывался: в новой обстановке крылья для его полуполетов быстро пообстригут. В Заливе никто его свободы не стеснял. Другие стонали: в старости, мол, дни текут все однообразней и тяжелей, а он про себя думал — грех жаловаться. Жанис не беспокоил колхоз и ждал того же от колхоза. Но добрыми намерениями ад вымощен. Кой черт дернул его переться навстречу председателю и его свите на аэросанях?

К Айвару Берзиню Жанис не имел никаких претензий. Равно и к гостям. Видно, так Пильпук был устроен: хлебом его не корми, дай сыграть хорошую шутку. Сколько раз на торжествах благодаря его добродушному виду притуплялась бдительность хозяек — а тем временем исчезал котел с капустой. Не имел он также ничего против Огуречного мужика, и не раздражали его ни колбасные дни, ни ветчинные. Но что-то, знать, скребло. То ли помпезность, с какой принимали гостей, то ли поиски укромного уголка. А может, и таинственность, с какой все обставлялось. Там, где секреты, весьма к месту сюрприз.

Пильпук высидел его на свой манер. Глядя, как говорится, сквозь призму «подвижного состава».

Жанису надоело копаться в приусадебной земельке — слишком уж скучное занятие. Ежедневно бывая на людях, он прослышал в молочном пункте, будто кое-кто разжился на ранней картошке: накопал себе полный грузовик и повез на дальний рынок. Деньги в карман, шоферу спасибо в ассигнациях, и все дела. Жанис прикинул, что в «Амурах» земля для картошки подходящая и поле ему забот не прибавит. Нужно лишь хорошенько его унавозить, пару раз окучить — и выкапывай рубли. Сказано — сделано. Как в сказке. Пильпук задумал разбогатеть за одно лето и потому возделал площадь в три раза больше положенной по уставу. Посадил свою скороспелку. Весна выпала благоприятная, вскоре сквозь землю пробились всходы.

Чужие хлопоты всегда привлекают внимание. Так и в этот раз. Примчался сам председатель. Приусадебные земли он никогда еще шагами не мерил. Если у кого-нибудь участок и раздался на одну или две десятых после нуля с запятой, никто не придирался. Возможно, и на Жаниса не обратили бы внимания, не подвернись случай припомнить ему кувыркания в сугробах.

Разговор был короткий. Один вещал, другой слушал. И со всем соглашался. То-то и оно-то.

Но покаяние не спасло. В тот же день приехал трактор, на нем чужой тракторист — и распахал лишнюю посадку. Наказание заслужил Пильпук, а досталось картошке.

Такого в колхозе не помнили и потому долго еще обсуждали и спорили, можно так поступать или нет.

Жанис ездил на молочный пункт и делал вид, что перепашка его не касается. Прошло много времени, прежде чем Пильпук заставил заговорить о себе снова. И теперь уже не только в колхозном масштабе.

В тот вечер председатель вместе с семьей сидел в большой комнате и ужинал. Айвар Берзинь по-прежнему ютился в старом одноэтажном деревянном доме и ждал, когда строители закончат многоквартирный жилой дом. Прямо под его окнами пролегала дорога. Председатель прекрасно жил бы здесь и впредь, но дорожная магистраль — шум днем и ночью — раздражала. Будущий поселок воздвигался в стороне и сулил тишину.