Рыжий - [15]

— Не бывает, — оборвал Валера Рыжего, и тот понял, что бесполезно объ­яснять.

— Послушай, а если мне понадобится твоя помощь? — спросил Рыжий, сде­лав упор на слове «мне».

— Ты же знаешь, — улыбнулся Валера — давай, наливай. Эх, Серёга, помнишь, студентами были. Хе, да сколько лет-то уже прошло. Да, были времена... — Вале­ра выпил, закусил. — А вот уже и со второй женой не уживаюсь. На днях пришёл с дежурства, а она на меня. Ну, я и врезал, да так, что полчаса лежала, водой отливал, думал, хана. Знаешь, с кем приходится дела иметь? Особенно ваш брат ядовит. Работяга, он что — врезал, повалился. А этот — ему поговорить хочется. И с кем? С нами, ментами. Ха-ха-ха! — Валера засмеялся. Рыжий улыбнулся и вспомнил его студентом университета. Как интеллигентен он был. В «кинга» играли ночами. Пили болгарские вина. «Да, ломает людей жизнь, ломает».

— Ну ладно, Серёга, пошёл я. Вот по последней — и пошёл. Пора. Выспаться надо. Завтра начальству докладываться. Ну, давай. — Валера выпил почти пол­ный стакан водки, услужливо налитый Рыжим. Сергей печально смотрел на чело­века, с которым когда-то в молодости слушал битлов и влюблялся в девчонок, и думал: что же жизнь делает с людьми, и жизнь ли?

Валера ушёл. Рыжий присел. Налил. Выпил. Подошёл к портрету. В голове за­кружилось. Он был доволен, что уже получается. Хоть что-то получается.

«Сбегаю-ка я на выставку, гляну», — подумал Рыжий и вышел из мастерской. На днях открылась государственная выставка. Участвовали практически все его товарищи, и он в том числе. — «Пройдусь, собью хмель».

Рыжий поднялся по ступенькам, здороваясь почти с каждым встречным. Это были, в основном, знакомые коллеги — живописцы, графики. Показал удостове­рение вахтёрше, не глядя на неё. Гримаса пренебрежения не сходила с его лица практически на всём первом этаже выставочного павильона. «Чушь собачья. Маз­ня сплошная. Бездари. Придурки. Самодовольные извращенцы. А этот-то, козёл. Никогда не умел рисовать, а теперь спрятался за форму». Недовольство хлестало через край. «Эти прячутся за форму, а ты за что?» — вспомнил он вдруг слова своей первой жены Вероники. Она была журналисткой. Детей у них не было. Не успели. Вера хотела поступать в аспирантуру, и дети могли помешать, а Рыжий очень хотел ребёнка. Тогда и начался роман с Леной. Именно поэтому и не за­мечал её сварливого характера, истеричности и эгоцентричности. Вера была спо­койная и уравновешенная. Он никогда не ругался с нею. Ее уступчивость и такт не вызывали провокаций, но однажды она спокойно сказала Рыжему: «Я тебе не нужна. Тебе скорее подойдет женщина для дома, для семьи. Ты более приземлен, чем я. Я не хочу губить твою жизнь и представления о ней. Мы останемся дру­зьями. Ты всегда можешь рассчитывать на меня». Вера не солгала: часто помога­ла — и деньгами, и публикациями. Они иногда встречались, и Рыжий откровенно рассказывал о своих проблемах и разных ситуациях, возникающих в его жизни. Он уважал Веру.

Пройдя весь первый этаж, Рыжий поднялся на второй, который считался элит­ным. Здесь выставлялись дорогие работы именитых авторов. Хоть таким он себя не считал, но его работа, женский портрет, стояла именно здесь. Приблизившись, он критически начал рассматривать: «Ах, ты, твою мать, тут не так, и тут...»

— Привет, Серега! — услышал за спиной. Повернувшись, увидел перед собой коллегу.

— А, Ваня, привет.

— Что, решил полюбоваться? А что же ты на открытие не пришел?

— В толчее потолкаться, что ли? Так лучше. Хоть что-то можно увидеть.

— А я вот приехал отснять на пленочку, — хвастливо сказал Иван, небрежно поправляя висящую на груди японскую камеру. — Полный автомат. Никаких про­блем, — сощурившись, поднял камеру и щелкнул. Вспышка ослепила Рыжего.

— Зачем? Только кадры тратишь.

— А может, ты скоро «склеишься», так хоть память останется, — засмеявшись, ответил тот. — Ты подкатывай как-нибудь. У меня сейчас такая техника.

Рыжий не слушал его. Только изображал внимательного слушателя. Его раз­дражало хвастовство. Он не понимал, почему он должен кому-то завидовать. Ку­пил, достал, получил, ну и слава богу, на здоровье.

— Извини, опаздываю, — промямлил Рыжий.

— Да ладно, — с недоверием бросил на него неприязненный взгляд Иван. — Я же тебя не держу.

Рыжий выскочил на улицу. Вечерний воздух пах по-осеннему — горелой ли­ствой, сыростью и еще чем-то непонятным. Прошёлся по скверу. Редкие парочки бродили по аллеям. Рыжий закурил. «Пойду-ка пару соток махну, а то зябко», — решил он и, осознав эту приятную идею, лихо направился к забегаловке. Там было накурено и пахло рыбой. Пробившись сквозь ряд шатающихся выпивох, Рыжий добрался до стойки. Вспотевший бармен, сощурившись от дыма сигареты, торчащей в правом углу рта, считал деньги. Скомканные тысячи, сотенные. До­ждавшись когда он закончит, Рыжий заказал:

— Двести водки и минералку.

— Минералки нет. Только «Тампико».

— Сколько? — уже тише спросил Рыжий.

Бармен ткнул пальцем в открытое меню и, наливая в мензурку, наблюдал за Рыжим. Тот порылся в карманах и с облегчением протянул деньги. «Фу ты, чёрт, хватило», — пронеслось в голове. Отпив половину, он закурил и стал потихоньку оглядывать кафе. Среди посетителей увидел знакомого графика.