Рыжий ангел - [30]

Кристина не могла удержаться и искоса поглядывала на гостью. Надин Делюк была прелестна. Она почти не разговаривала и при этом чувствовала себя чрезвычайно свободно. Она поступала, как ей хочется. Намазывала маслом подсушенный кусочек хлеба. Пила чай. Указав на джем, произнесла «s'il vois plait[5]». Словно она французская королева, подумала Кристина.

Мадемуазель Делюк не говорила по-английски. Она даже не могла объясниться со слугами. Это странным образом привязывало ее к Адриану. Она владела им и полностью от него зависела. Он говорил за нее, когда ей хотелось с кем-то побеседовать.

Она могла поговорить с Томасом и со многими другими. Но не прилагала к этому никаких усилий. «Мне не нужен английский, мне больше вообще ничего не нужно, – казалось, говорила она. – У меня есть Адриан».

Но на этот раз ее капризы продлились только до полудня. Адриан потерял терпение. Гости слышали, как он резко говорил с Надин в саду. Странно, подумала Кристина, прислушиваясь: на другом языке ссора звучит точно так же, Надин бросилась в дом. Адриан пошел за ней. Мадемуазель Делюк что-то говорила Адриану, резко и обличительно. Никто не слышал его ответа. Но Кристина могла его вообразить. Она видела проявления его тихой злости. Когда Адриан вернулся, на его щеке виднелся слабый след пощечины.

Адриан вышел из дома на лужайку и пошел прямо к ней. Она стояла на дорожке, ведущей к оранжерее.

– Вы, кажется, одновременно находитесь повсюду, – сказал он. – Спустились-таки из своих комнат?

Произнес он это недружелюбно, но у нее не было времени ответить. Адриан, оттолкнув Кристину, быстро пошел по дорожке, ведущей к оранжерее.

Кристине показалось, что на нее налетела карета, запряженная восьмеркой лошадей. Адриан толкнул ее прямо в кусты. Несчастный, заносчивый, высокомерный…

Она хотела пойти за ним, успокоить. Но, к ее удивлению, ее удержали.

– Из всех безумств, которые ты совершила, это будет самое безумное, – тянул ее за руку Томас.

Спрятав за улыбкой виноватое выражение, Кристина повернулась и взяла Томаса за руку.

– Томас Лиллингз, – сказала она, – я самая здравомыслящая женщина.

– Может быть. Но в детстве ты была настоящим дьяволенком. «Чистое наказание», как называл тебя мой отец.

– Вовсе нет, – запротестовала Кристина. – Я была благовоспитанной юной леди.

Они пошли по гравийной дорожке, которая огибала дом, отделяя лужайки от парка.

– Могу привести дюжину доказательств обратного, – поддразнил Томас. – Например, ты улизнула от своей гувернантки, чтобы посмотреть родившихся щенков.

– Это простительно. Щелкунчик была настоящей ведьмой. Она никогда бы не позволила мне смотреть на «грязных собак». – Кристина рассмеялась. – А кто помог мне вылезти из окна классной комнаты?

– А кто называл ее в лицо Щелкунчиком?

– Она не возражала. У нее коленки хрустели, когда она делала реверанс или низко кланялась отцу.

– Я сам слышал, как она поправляла тебя: «мисс Нибитски».

– Она не возражала против этого в приватных разговорах, – со смехом настаивала Кристина.

– И что ты сказала ей тогда? «Послушайте, Щелкунчик, я сбежала к Лиллингзам поиграть с новорожденными щенками. Вот почему от меня пахнет псиной»?

– От меня не пахло псиной…

Томас смотрел на нее, словно вспоминая, потом уже мягче сказал:

– Нет, от тебя замечательно пахло.

Кристина отвела глаза.

– Это было давно, Томас.

– Да, – признался он. – Как я хочу это забыть!

Они шли по дорожке, на повороте Кристина оглянулась. Она видела идущую вдоль дома длинную террасу, расстеленные на траве скатерти, гостей. Это походило на картину Гейнсборо, изображавшую приличное провинциальное английское общество. Стена дома, увитая розами, круто поднималась вверх. В отдалении мерцала вода небольшого пруда. Дальше – каретный сарай и конюшни, со стороны которых двигалась одна из многочисленных графских карет с гербом. Кристина и Томас вышли к фасаду дома как раз в тот момент, когда Надин Делюк садилась в экипаж. Карета дрогнула под весом ее багажа.

– Она очень милая, да, Томас?

– Кто?

– Мисс… мадемуазель Делюк.

Он тихо присвистнул.

– Ничего подобного. Она настоящий крокодил. Терпеть ее не могу.

– Крокодил? – рассмеялась Кристина.

– Пожирательница мужчин. Она расправляется с ними, как крокодил с цыплятами в зоопарке.

– Но не с графом.

– Ну разумеется, нет. – Томас на минуту задумался, словно пытаясь понять причину особого отношения к графу. – Ты когда-нибудь видела того индийца, что укрощает крокодилов?

– Я думала, это аллигаторы.

– Это одно и то же. Вот так же обстоят дела между ней и Адрианом. Крокодил щелкает зубами, бьет хвостом, поднимает пыль. А потом переворачивается на спинку, как щенок, чтобы ему погладили животик.

– Не очень приятное сравнение.

– Зато верное.

– Графу, похоже, она нравится.

– Не знаю. Она избалованна, тщеславна и очень деспотична. Думаю, что он снисходительно относится к этому. Люди склонны прощать другим то, что считают собственными пороками. – Томас вскользь посмотрел на Кристину. – Он любит красивых женщин.

Кристина пропустила это замечание мимо ушей. Она улыбалась своей маленькой победе.

– Он сам немного крокодил.

– Нет, Кристина, он не…