Рыжик - [65]

– Симпсон… мне нравится. Не обидно и позитивно. – Я смеялась от души. – Прости, мне стыдно, но ты можешь повторить еще раз свое имя? У меня ужасная память на имена.

– Ничего… у меня тоже. Меня зовут Малек, – он снова побрызгал мои губы каким-то спреем.

– Малек, а знаешь, чего я хочу сейчас больше всего на свете?

– Чего желает Симпсон?

– Я хочу ледяной Lipton Ice Tea со вкусом персика… хотя бы глоток.

– У меня есть вода… и даже банка теплой кока-колы. Но холодного чая нет… и тебе желательно сейчас пить только воду… Прости, Симпсон.

– А мы можем остановиться? – Я смотрела на него умоляющими глазами.

– Нет… извини… нам нужно торопиться. Мы не имеем права останавливаться. Нас пропускают все машины… и светофоры. Тебя ждут в Эссене… – Он старался говорить как можно мягче, чтобы не напугать меня.

– Малек, пожалуйста… Я все понимаю… Я знаю, что ты сейчас несешь за меня ответственность. Но для меня это так важно. Я обещаю тебе, что со мной ничего не произойдет за эти две минуты. Я обещаю, что не буду спать и буду все время с тобой разговаривать. Только дай мне глоток персикового чая… Пойми меня. Пожалуйста, давай остановимся.

Он колебался. Минуты полторы. Потом взял рацию и начал что-то говорить по-немецки. Он явно с кем-то спорил.

– С кем ты говоришь? Что ты сказал? Я не знаю немецкий… – Я почему-то сильно занервничала.

– Я попросил водителя, чтобы он остановился на первой же заправке. Это его не обрадовало… Я сказал, чтобы он попробовал объяснить твоей маме причину остановки. Она же немного говорит по-немецки? Я не хочу, чтобы она начала переживать, когда мы остановимся.

– Малек… спасибо… я отдам тебе деньги… обещаю. Ты купишь мне два чая?

– Симпсон…

Мы остановились. Наконец-то замолчала эта зловещая сирена… В ушах звенело так, как будто я часов пять подряд протанцевала под колонкой в ночном клубе… Малек быстро выскочил из машины. Я услышала, как открылась передняя дверь. Это была мама, которая выбежала, чтобы лично удостовериться, что со мной все в порядке. Она была напугана.

– Мамочка, прости… но я так хочу чай… Прости. – Мне хотелось обнять маму больше всего на свете и извиниться. Я догадалась, о чем она подумала, когда мы остановились. Это было написано на ее лице. Видимо, она не совсем поняла, что пытался ей сказать водитель.

Малек вернулся через минуту. Он не успел еще закрыть дверь, как снова врубилась ненавистная сирена и мы тронулись. Он приподнял мою голову, убрал с лица мокрые пряди волос и начал маленькими глотками вливать в меня ледяной чай. А я смеялась и все время повторяла: «One more, one more, one more». В тот момент я поняла одну простую вещь: счастье – это просто глоток холодного персикового чая. И больше ничего не нужно.

– Малек… спасибо тебе… ты меня спас… – я не знала, как его отблагодарить. У меня была такая эйфория, как будто меня уже излечили… подарили мне чудо. Я была абсолютно счастлива.

– Не могу поверить, что я это сделал. – Он явно был недоволен тем, что нарушил установленные нормы… но в то же время он улыбался, потому что видел резкую перемену моего настроения.

Машина снова остановилась. И перед тем как передать меня в руки моей новой команде врачей Университетской клиники города Эссена, он пообещал, что приедет ко мне на день рождения.

P.S. Через семь лет Малек напишет мне свое первое сообщение в Facebook: «С днем рождения, Симпсон! Я никогда не забуду твой рассказ о Париже и персиковый чай Lipton».

P.P.S. Я ненавижу вой сирены. Ненавижу.

1—4 июля 2003 года

Can anybody help me I’m outta plans

Guess I left my world in somebody’s hands…

I don’t like to hurt but, but everyone gets weak

Someone to rely on that’s what I really need…[53]

Мы приземлились в Тель-Авиве ночью… Я сидела на переднем сиденье такси, мама – сзади… В машине играла чувственная израильская музыка… Было грустно… почему-то. Наверное, во всем была виновата красивая песня… а может быть, обстоятельства, при которых ее пришлось слушать. Водитель такси хорошо говорил по-английски: он рассказывал мне про вечный Иерусалим и рекомендовал места, которые обязательно нужно посетить. С одной стороны, мне было приятно слушать его добродушные советы – это вселяло в меня надежду на то, что я похожа на здорового человека. С другой стороны, я отдавала себе отчет в том, что в машине темно, и он просто не может видеть цвет моей кожи и глаз. Я не стала расстраивать его и называть истинную причину, по которой он вез нас в Иерусалим. Он привез нас в отель поздно ночью, искренне попрощался с нами, и я от всей души поблагодарила его за интересный рассказ о достопримечательностях Израиля.

На следующее утро у нас был назначен термин в клинике «Hadassa». Меня должен был осматривать один из сильнейших специалистов мира. Я помню его имя… Ярон Илан. Термин был назначен на восемь утра. Я никогда не любила рано вставать, но это утро было другим… Именно «другим». Меня разбудила мама, которая как всегда нежно со мной говорила… и не только по утрам. Но что-то было не так. Меня все бесило и раздражало. Я не могла понять саму себя и причину своего поведения. Было такое странное ощущение, как будто просто не можешь контролировать ни себя, ни свои поступки, ни свои слова… Мама спокойно меня терпела, но я видела, как она расстраивается. Мне хотелось извиниться… но меня выводило из себя даже собственное искреннее желание попросить прощения у любимого человека, который второй раз в жизни проходил через настоящий ад. И самое странное, что мне хотелось плакать от того, что происходило у меня внутри. Мама думала, что я нервничаю из-за термина, но дело было вовсе не в термине. Дело было в том, что я понятия не имела, что со мной происходит. И мне хотелось спать, как никогда… Была еще одна причина, по которой я сходила с ума: 2 июля… мой термин… день рождения моего любимого брата.