Рыжеволосая Женщина - [40]

По словам адвоката Неджати-бея, мой сын Энвер очень плохо отнесся к нашей рекламной кампании и не собирается приходить на общественные слушания. По всей вероятности, он не был успешным бухгалтером, однако вел финансовые документы многих ремесленников и завоевал в Онгёрене хорошую репутацию, помогая беднякам платить налоги. Со слов адвоката, мой сын обладает раздражительным и неуживчивым характером и поэтому до сих пор не женат. Он встречается с компанией молодых друзей, которые верят в самоотверженную преданность его матери театру, и публикует стихи собственного сочинения в умеренно-консервативных литературных журналах «Хиляль» и «Пазар», которые Неджати-бей мне привез. Когда я дома тайком от Айше прочитал стихи, то спросил себя: интересно, что подумал бы мой отец, если бы был жив, узнав, что его внук пишет стишки в религиозные журналы?

В те же дни я поручил рекламному отделу «Сухраба» устроить общественные слушания в Онгёрене.

Чтобы не ехать в Онгёрен самому, я выдумал себе поездку в Анкару. Но в субботу, оказавшись в офисе и поддавшись минутному настроению, отменил свое решение. Неджати-бея я попросил предупредить сотрудников «Сухраба», которые уже уехали на слушания, чтобы они скрыли мое участие от Айше-ханым. Затем сказал оставшимся в офисе подчиненным, что хочу поехать в Онгёрен на поезде. Прежде чем выйти из офиса, я взял с собой пистолет «кырыккале» и государственное разрешение на изыскательские и строительные работы. За пятнадцать дней до этого я опробовал свой пистолет на пустой строительной площадке «Сухраба», стреляя по бутылкам, которые поставил на мешки с цементом. Конечно, я боялся каких-то непредвиденных событий.

39

Пока поезд, шедший в Онгёрен, неторопливо следовал мимо крепостных стен, Мраморного моря, столетних обшарпанных домов, новых бетонных отелей и парков, закусочных, кораблей, машин, я чувствовал все возраставшее волнение. Неджати-бей еще раз в тот день предупредил меня, что Энвер-бей не придет на собрание – его не будет в Онгёрене, но я не мог не думать о нашей с ним возможной встрече.

Как только я вышел из здания вокзала, то сразу же понял – прежнего Онгёрена не существует. Дом, в котором жила Рыжеволосая Женщина, был снесен, на его месте построили оживленный торговый центр. Вся площадь была заполнена толпой молодежи, поедавшей гамбургеры и попивавшей пиво и айран. На первых этажах зданий, выходивших на площадь, расположились банки, кебабочные и кафетерии. Я побрел туда, где некогда была кофейня «Румелия» и где на тротуаре некогда стоял столик, за которым мы сидели с Махмудом-устой.

Проходя по «улице столовых», я не увидел ни солдат, ни жандармов, стерегущих их, хотя был выходной день. Я не увидел ни скобяную лавку, ни мастерскую кузнеца, ни бакалею, в которой Махмуд-уста каждый вечер покупал сигареты. Все двух– или трехэтажные дома, стоявшие некогда в садах, были снесены, а на их месте высились похожие один на другой пяти-, шестиэтажные блоки.

Наконец я убедился в том, что слишком большое значение придавал возвращению в Онгёрен. На месте прежнего городка высился обычный бетонный квартал Стамбула, утыканный высокими бетонными зданиями. Я заглянул к Сырры Сияхоглу, где выпил вместе с супругами чаю. Наконец в условленное место подошли Неджати-бей и прочие руководители отделов «Сухраба». Когда мы поднимались к холму мимо кладбища, на котором покоился Махмуд-уста, я окончательно пришел к выводу – обо мне в Онгёрене забыли все, кроме тех, кто занимался недвижимостью и строительством, и бояться особенно нечего. Наш участок наверху холма, который тридцать лет назад представлял собой пустырь, теперь до отказа заполнился складами, мастерскими, заправками, шести-, семиэтажными жилыми домами, на нижних этажах которых располагались закусочные, кебабочные и супермаркеты. Я так и не смог понять, где именно мы с мастером рыли колодец.

Трудолюбивые работники «Сухраба» провели меня в зал, который они арендовали для общественных слушаний и обеда. Я пытался сообразить, в какой части холма мы находимся и в какой стороне сейчас казармы. Наш колодец должен был быть на расстоянии полукилометра от казарм. Мне хотелось оставить все дела и пойти туда.

Так как четырехполосная трасса, связывающая Онгёрен с аэропортом и окружной дорогой через Босфорский мост, подходила к прежнему Онгёрену не со стороны вокзала, а со стороны колодца, стоимость участков и квартир на нашем холме возросла. Большинство людей, принявших участие в общественных слушаниях, были не жителями Онгёрена, а недавно разбогатевшими людьми, собиравшимися обзавестись квартирой в этом быстро развивавшемся районе. Я не мог понять из-за беспокойства, охватившего меня, проявили ли они интерес к макетам, которые им показывали работники «Сухраба», к видам с верхних этажей, к размеру бассейнов и детских площадок. Мои работники привели на собрание две семейные пары, купившие квартиры в новых домах, построенных «Сухрабом» в Бёйкозе и Картале, чтобы те поделились своим восторгом с нашими будущими клиентами. В толпе находились люди, которые просто пришли послушать рассказы на тему «Образ жизни от компании „Сухраб“», иными словами, поразвлечься.