Рыжая Соня и подземелье Пифона - [84]

Задира смотрела на нее жадными голодными глазами и время от времени пыталась завязать разговор, но рассуждать сейчас крыса могла только о еде, и разговор прекращался сам собой.

Ах! Ей бы эту прекрасную кость! Как быстро ее белые крепкие зубы прогрызли бы стенку, за которой прячется от глупой вороны сладкий мозг! Она мечтательно закрыла глаза, чувствуя на языке его блаженную мякоть. Крысиный ротик мгновенно наполнился слюной. Она сглотнула и нехотя отвернулась.

— А ты козу перекусить можешь? — вздохнув, спросила она, пристально посмотрев на огромного волка, словно от ответа на этот вопрос зависела вся ее дальнейшая жизнь.

— Могу…— как всегда, кратко ответил волк.

— А барана? — продолжала допрос дотошная крыса.

— И его…— ответил Вулоф, не понимая, почему ее так тревожат все эти глупости.

— Ну а быка?! — с надеждой спросила Задира.

— Кр-рысу он и так пр-роглотит! Целиком! — раздраженно каркнула ворона, которой наконец-то надоели и возня с костью, и дурацкие вопросы подружки.— Не р-разжевывая!

Задира возмущенно запищала и насупилась, услышав, как расхохоталась Гана.

— Я слишком мала ростом,— со вздохом заметила крыса, когда девушка наконец успокоилась.— Из-за этого все смеются надо мной,— добавила она.

— Дело не в р-росте,— возразила ехидная ворона,— пр-росто твой колпак слишком близко к земле. Ха-ха-ха! — разразилась она хриплым хохотом.

Задира стянула с головы колпачок, который по ее просьбе сшила Гана, и тяжело вздохнула, думая о том, что напрасно она надеялась таким образом больше походить пусть на маленького, но человека.

— Успокойся, милая,— улыбнулась Гана.— В тебе гораздо больше человеческого, чем во многих людях.

— Ха! — каркнула Шалло.— От человека у нее колпак! Она похожа на кр-рысу-пер-рер-ростка в шапке!

Задира только посмотрела на зажатый в лапе колпак и невесело вздохнула.

— Беда с этими птицами,— с трудом сдерживая улыбку, заметила девушка.— Никакого уважения к тем, кто ходит по земле.

Задира с надеждой взглянула на Гану.

— А крысы почему не летают? — задала она глубокомысленный вопрос, и некоторое время Гана ошарашено смотрела на нее, потом, немного придя в себя, опустила взгляд. И тут же ее лицо исказила гримаса отвращения.

— Ай-яй-яй! Какая гадость! — завопила вдруг девушка, запрыгивая на камень.

Огромный черный жук, шевеля длинными усами, уставился на нее, словно ему нравилось, что он смог так ее напугать.

— Ха! — каркнула Шалло, боком подскочила к нему и клюнула.— Сколько шума из-за кусочка еды!

Ворона старательно выскоблила клюв о камень и уставилась на девушку, как той показалось, ехидно.

Гана покачала головой: никогда она не будет походить на Соню, а ведь так хотелось.

Как раз в это время Соня в сопровождении Севера приближалась к пруду.

— Похоже, твоя подруга крепко подружилась с нашими питомцами,— заметил Вожак.

— Тебя это радует?

— Конечно,— ответил воин.— Если что-то случится с нами, будет, по крайней мере, кому позаботиться о ней.

— А не наоборот? — поинтересовалась она.

— Наоборот не получается,— усмехнулся Север.

— Чем вы тут занимаетесь? — спросила Соня, останавливаясь рядом с подругой.

— Умираем от жары,— ответила та и уставилась на подругу, явно ожидая, что она скажет что-то важное.— Что-нибудь случилось?

— Завтра мы уходим,— ответила Соня, окинув взглядом всю компанию, и по ее тону Гана поняла, что она остается.

— Все-таки не берете меня? — на всякий случай спросила девушка, и Соня грустно покачала головой.

— Нет. Тебе придется остаться,— объяснил Вожак.— Я хочу знать обо всем, что здесь произойдет в наше отсутствие, а значит, мне нужен человек, на слова которого я могу положиться.

— Пр-равильно! — каркнула Шалло.— Лучше тебе дождаться нас наверху!

— Ты тоже остаешься,— осадил ее Север.— Все вы остаетесь,— добавил он веско.

— Зря…— вздохнул Вулоф.

— Быть может,— не стал спорить Вожак.— Никто не знает, что нас ждет, и я не хочу, чтобы вы погибли просто так. К тому же все вы нужны мне здесь,— решился наконец он рассказать о том, чего говорить, вообще-то, не хотел.— Скорее всего, сразу по возвращении мы покинем Логово навсегда. Так что все слушайте и запоминайте.

— И помните,— добавила Соня, когда он умолк,— никто ничего не должен знать…

* * *

Оставшись в одиночестве, Халима вовсе не ощущала себя покинутой. Даже то, что не она будет руководить предстоящим походом, не слишком волновало ее, хотя, безусловно, это было весьма болезненным ударом по самолюбию. Однако у нее хватило благоразумия сдержать гнев и уехать в Усадьбу, и еще в дороге она поздравила себя с тем, что все так удачно получилось.

Все считают ее обиженной и поэтому стараются не только не потревожить, но и вообще не попадаться на глаза. На самом же деле она всего лишь получила полную свободу действий, наконец-то вырвавшись из-под опеки владычицы. Ведь как бы ни кичилась прежде Пифия своим умом, но действовать ей приходилось тайно, все мысли тщательно скрывать, а замыслы свои она не решалась доверять даже Кучулугу, в верности которого не сомневалась.

Зная, какой Халима обладает властью, все в Усадьбе подчинялись ей беспрекословно. Впрочем, никто не осмеливался перечить ей и в Логове, но зато здесь она впервые почувствовала себя настоящей владычицей. Она вдруг подумала: что бы ни говорил Вожак, а она может, не дожидаясь его появления, загнать всех в подземелье, и если кто хоть слово скажет поперек, то горько пожалеет. О боги, как ей хотелось именно этого: возможности безнаказанно вершить судьбы людей, посылать их на смерть и ни перед кем не отчитываться.