Рыжая Соня и подземелье Пифона - [27]

— Теммар сглупил, поверив ей! — заорал кто-то.

— Согласен,— кивнул десятник,— но вспомни, что велел Теммар!

— Она здесь не для того, чтобы нам помочь, будь она проклята! Она шпионит для колдуна, который захватил Тальмеш! Помочь? Ха! Она появляется, и тут же прилетает гигантская птица, а теперь эти змеи!..

В лагере воцарилось долгое молчание.

Сионира почувствовала, как к ней возвращается ненависть к людям. Вечные люди, вечная ненависть к людям — из-за них мир опасен для жизни.

Вдруг она услышала шепот одного из воинов — напряженный, угрожающий шепот:

— Убить ведьму!

Сионира зашипела и отпрянула.

Зашаркали сапоги, мечи обнажились и приготовились к удару!

— Глупцы!..

Это был крик ярости, ненависти и ужаса, предназначенный для существ, слишком чуждых ей, с которыми у нее не было ни малейшего сходства. И вместе с ее криком началось ужасающее преображение.

Мечи были вынуты, но ни один не коснулся ее. Посыпались искры, затем бешеный крик — еще — и еще.

И вот, из этого кипящего узла гнева, ненависти и мстительности возникла огромная змея.

Сионира — сжимавшая в крепких челюстях напавшего на нее воина!

Она крушила все подряд, и люди с отчаянными криками бросились врассыпную, чтобы избежать ударов ее ужасных колец. Солдат, которого она держала в пасти, кричал в неистовой агонии; Сионира выплюнула его в толпу. Мечи, стрелы, камни, даже горящие ветки, выхваченные из костров, обрушились на гигантскую змею — но безрезультатно.

— Ненавиж-ж-жу!

Люди бросились врассыпную, вопя от ужаса. Сионира ринулась на них, оставляя за собой широкую полосу между бивачными кострами и группами людей.

Все закончилось в считанные мгновения. На территории лагеря остались лежать несколько побитых и искалеченных тел. Пыль, поднятая испуганными лошадьми, отчаянно пытавшимися спастись бегством, постепенно улеглась, и последнее, что увидели воины, был массивный темно-серый серебристый хвост, толстый, как желоб для стока воды, исчезавший за горным склоном. До них еще долго доносился треск ломаемых деревьев. Затем она исчезла, а с нею и легионы стремительных рептилий размерами поменьше.

— За ней! Убить ее! Она заодно с Нгаигароном! — орали разъяренные, обезумевшие воины.

Но даже в ярости они начинали осознавать, что все обстоит не совсем так, как им кажется.

— Митра! Посмотрите на тела убитых!

В лагере не было ни сломанных деревьев, ни развороченного дерна, только в воздухе висела пыль, поднятая напуганными лошадьми. Трое воинов лежали мертвыми, но ни на одном из них не было ни следа насилия, ни единой ранки от зубов змеи!

— О Боги! Опять колдовская иллюзия!

Воцарилось зловещее молчание, и в этот момент всем показалось, что они слышат затихающий шорох гигантской рептилии, что ползла по горному склону, направляясь к Тальмешу.

* * *

Рассвет в Тальмеше. В город, которым он когда-то владел, по которому когда-то проходил под радостные крики жителей… Теммар, униженный и лишенный трона, пришел отплатить своим обидчикам их же монетой: мечами, насилием и — если понадобится — колдовством.

Они продвигались вперед небольшими группами. Теммар шел во главе одного отряда, Соня во главе другого, остальными командовали проверенные люди.

Улицы были заполнены наемниками Нгаигарона.

— Этих, если сможете, убейте сзади,— распорядился Теммар.— Если не сможете, обойдите их сбоку!

Отряды приблизились ко дворцу, как соединившиеся когти, как смертоносная тень с многочисленными щупальцами… ко дворцу колдовства, слез и теней.

Теперь, с расстояния нескольких кварталов, Соня видела его парапеты и башни, его высокие статуи, его черные знамена, колыхавшиеся под легким бризом солнечного раннего утра.

Разъяренные, молчаливые от гнева повстанцы подходили все ближе.

Опустившись на колени у старинного каменного колодца, Соня припала к земле возле невысокой стены. Она оглянулась; за ее спиной стояла дюжина вооруженных, закованных в доспехи людей, ожидающих ее знака.

— Все чисто!

И она повела их вперед.

Соня знала, что не может быть жизни без предчувствия смерти, без ожидания своей судьбы, успеха или поражения. Ее спас от смерти свергнутый правитель и ведьма, и теперь, в ответ, она ведет в бой людей, стремившихся вернуть себе родной город.

— Я здесь не посторонняя,— бормотала Соня самой себе, пытаясь предугадать свою судьбу.

Она знала, что вскоре ее клинок запоет свою старую песню, а она, в своем роде, так же, как и Теммар, снова воссядет на троне Судьбы — или оба падут перед мрачным могуществом Тьмы!

* * *

Идзура еще спала беспокойным сном, отдыхая после бурной ночи. Нгаигарон, не обращая на нее внимания, встал и заходил по спальне. Его что-то тревожило.

Какое-то чужеродное вторжение в его душу — а, может быть, и в его воспоминания? Ощущение чего-то незнакомого, нависающее, как пелена, за другими завесами в его мозгу. Что-то, пришедшее к нему во сне как раз перед рассветом?

Что стало с шестью колдунами? И с седьмым, который не вернулся? Рано утром эти шестеро намекнули, что он, Нгаигарон, в некоторой степени виноват в пропаже их товарища. Глупцы… Если бы на то была его воля, он бы всех их убил совершенно открыто!

Нгаигарон взял кувшин и плеснул вином на свое отражение в медном зеркале, чтобы узнать, что стало с молодым адептом, Элатом. Но ответа не получил. Может быть, тот ускользнул за пределы ощущений Нгаигарона? Или, может быть, он мертв или без сознания? А, может быть, он охраняет себя заклинанием и тайком строит какие-то козни?