Рыжая Соня и подземелье Пифона - [22]

Соня медленно кивнула.

— И что на свете существует любовь?

— Да, я знаю, что она есть.

— И что в человеке есть как плохое, так и хорошее?

— Я со всем этим согласна, Теммар; а что?

— Есть общепризнанные ценности. Воин ты или шлюха, король или сапожник — есть ценности, общие для всех: человеческое достоинство, отношение к жизненной борьбе, как к стоящему делу. Тот, кто не верит в эти ценности, не может называться человеком; в некоторых ситуациях он сможет нарушить все законы добра. Может быть, на какое-то время добро лишь с огромным трудом возобладает в его борьбе с самим собой, но… Чем больше хвастовство, тем большее сомнение вызывает хвастун; чем сильнее доспехи, тем слабее человек, который их носит; чем громче голос, тем менее убедителен аргумент — и так далее. Ты все это знаешь, Соня, иначе ты не была бы такой, какая ты есть. Рано или поздно это качество проявится в слове, в действии — в приготовлении хлеба, занятии любовью или борьбе за чью-то жизнь.

Соня спокойно слушала его. Ей становилось ясно, что философия Теммара произрастает из глубокой обиды, которую нанесла ему Идзура. Ей захотелось протянуть ему руку. Это была не любовь, а глубокая симпатия, сочувствие абсолютно чужих друг другу людей, двух воинов.

— Мы используем слова, чтобы уклониться от действия,— задумчиво произнес Теммар,— а действия, чтобы уклониться от слов. Боги, боги! Где же истинное равновесие? Где же ответ, который не ведет к дальнейшим вопросам? Почему человек не более чем надежда и быстро исчезающий призрак, передающий своим потомкам знания, чтобы те забывали их?

Он сцепил руки, положил их на стол и откинулся назад — при этом его лицо скрылось в тени.

Вдруг снаружи, с улицы, послышался шум, тотчас же вернувший обоих к реальности.

В комнате не было света и их присутствия ничто не выдавало, но Соня, тем не менее, низко пригнулась и молча вытащила меч, потом, прижавшись к стене, осторожно выглянула в окно. Теммар, спрятавшись по другую сторону окна, тоже выглянул, пытаясь определить источник шума. Потекли долгие мгновения ожидания.

Соня начала успокаиваться. Неужели шум возник лишь в их воображении?

Затем шум раздался снова, и на улице показалась высокая темная фигура. В это же мгновение на лестнице послышались шаги.

— Теммар…

Это его люди поднялись из подвала. Теммар шепнул из тени:

— Тихо! Враги!

Все четверо воинов в тот же миг осторожно отступили в пелену темноты, и, спокойно обнажив мечи, застыли в ожидании.

Фигура появилась перед окном и заглянула в комнату, показав свое тусклое, белое лицо, Соня подавила глубокий вздох. На бледном, вытянутом лице непрошеного гостя сверкнули желтые глаза. Колдун!

Глава четвертая

Когда двое, шедшие впереди, обернулись, юный Кирос поднял взгляд и вдруг заметил, что они идут совсем не к таверне. Он прервал Садгура жестом и прошептал: — Мы идем вовсе не к моим друзьям!

Садгур замедлил шаг и оглянулся; Кирос тоже посмотрел через плечо. Повсюду на улицах стояли стражники.

Двое их спутников остановились и повернули к ним. Под их плащами посверкивали обнаженные мечи.

Садгур остановился. Его прошиб холодный пот.

— Что такое…

Он мгновенно потянулся за мечом.

Но двое подскочили к нему с занесенными клинками, и Садгур только успел сжать кулаки.

— Иди!

— Я вам обоим перережу глотки! — зарычал Садгур.

— Попробуй!

Сирт поднес: меч к горлу Садгура и наклонился с намерением вынуть из ножен его оружие. Его спутник проделал то же самое с застывшим в шоке Киросом.

— Теммар!

Обуреваемый гневом, понимая, что он погиб, Садгур выхватил меч левой рукой, а массивным правым кулаком ударил Сирта в лицо. Тот тяжело рухнул на булыжники.

Хрипун развернулся и уже поднял меч, чтобы поразить Садгура, как вдруг напрягся, заревев от гнева и боли. Юный Кирос выхватил кинжал и вонзил его предателю в бедро. Хрипун развернулся и рубанул мечом, прорезав пустой воздух, а в это время юноша увернулся и со всех ног бросился наутек. Тогда он повернулся к Садгуру, но тот с поднятым мечом уже надвигался на него. Предатель с проклятиями опрометью бросился бежать.

Садгур выругался в ответ, вынул один из своих длинных кинжалов и мастерски метнул его. Тяжелое лезвие угодило врагу точно между лопаток. Хрипун пронзительно заорал и рухнул на булыжники, где и остался лежать; руки у него дрожали, а ноги были совершенно неподвижны.

Со всех сторон, вынимая на ходу мечи, на крики сбегались наемники Нгаигарона. Сирт, бормоча проклятия и выплевывая кровь, схватил свой оброненный меч, но Садгур, рыча, взмахнул клинком и отрубил предателю руку до самого плеча.

— Назад, юноша! — крикнул он Киросу, когда наемники Нгаигарона подошли вплотную.— У меня еще один кинжал! Попроворнее действуй своим клинком — клянусь, они дорого купят наши жизни! Осторожно — вот они! Теммар!

Стражники Нгаигарона окружили их — и зазвенела сталь.

* * *

Они появились, когда обед во дворце близился к концу — небольшой отряд наемников.

— Мы захватили двух пленных, Нгаигарон,— сказал старший, черный дарфарец с окровавленной повязкой на руке, в которой он держал меч.— Повстанцы из Тальмеша. Решили взять их живыми, чего бы нам это Ни стоило, зная, что тебе так больше понравится!