Рюрик - [177]

И не погустела роса, и не пересохла река волхвов и гадателей, и не изменил своего направления северный ветер, и не стал короче летний день, и не стала холоднее зимняя ночь…

* * *

Сначала посадник, убедившись, что город не изменился, бродил всё поодаль, будто вынюхивал, можно ли к варягу в гости заходить, потом осмелел и… зашёл! Увидел, что Рюрик радуется сыну, как малое дитя;

Хетте с миром разрешил жить в доме меченосца левой руки, а Руцина была свободной женщиной. Князь принял Гостомысла неожиданно просто, без обид и жалоб. Похвастался наследником, посмеялся над своим единожёнством и поинтересовался Гостомысловыми делами…

Но добро добром, а и зло не летало - поперёд себя бежало.

Как-то вечером, сидя на крыльце, услышал Рюрик радостный крик дозорного, а вскоре тот и сам прибыл с донесением:

- От Аскольда из Полоцка дары прибыли! Две ладьи добра всякого! Ого!

Как ужаленный вскочил Рюрик, хотел крикнуть:

"Потопи проклятых!" - но поперхнулся на полуслове и закашлялся.

Остолбенел дозорный, покачал головой и прикусил бойкий язык. "Неужто не по нутру добро Аскольдово? - подумал бедовый и съехидничал про себя: - Так не принимал бы! Отдал бы всё нам!"

Эфанда накинула на плечи мужа меховое покрывало, дала тёплого брусничного настоя и тихо, но настойчиво сказала:

- Не топи! Отдай всё дружинникам! Рюрик удивлённо посмотрел на неё и, подумав, распорядился:

- Сообщи Дагару и Кьяту мой наказ: Аскольдовы дары раздать дружинникам. Слебники пусть передают низкий поклон правителям Полоцка. Все! - хмуро закончил он, зло отбросил меховое покрывало и, не глядя на Эфанду, молча ушёл со своего любимого крыльца.

А по Новгороду молва пошла: князь дружину любит, псе дары ей полоцкие отдал, сам хворает, но Аскольду завидует!.. У священного котелка часами простаивает.

Маленького сына нянчит, с Бэрином долгие беседы ведёт… А дружину в поход не готовит! И из уст в уста каждый день одно и то же…

Лето прошло в обычных заботах. Новые добрые вести шли из Ладоги: Олаф с Ромульдом с буйными викингами благополучный торг совершили, скромные дары Рюрику прислали - острый меч с резною ручкою и лёгкую кольчугу.

Полюбовался Рюрик на дары и вновь загрустил. Нет, следующим летом он обязательно свою дружину проветрить выведет. Всю зиму будет лечиться целебными травами, ни один отвар не выплеснет за спину - всё до капельки выпьет. Только бы помогло!

Наступила осень, и опять дозорный с пристани летит, в меховую одежду от мёрзлого ветра прячется и осторожным голосом уже тихо молвит:

- Слебники от Аскольда с Диром прибыли.

- Пусть идут в дом, - разрешил князь и снова закашлялся.

Дозорный не шелохнулся. Знал, что князь ещё велит кого-нибудь кликнуть на беседу. Так и есть.

- Позови Дагара, Гюрги, Вышату, Гостомысла и Власку…

…В гридню вошли люди, которых Рюрик когда-то видел, когда-то помнил, а нынче, разодетых в богатые меховые одежды, едва узнал: да и пять лет прошло, как не виделись. Гости отвесили низкий поклон хозяевам, разложили на столах горностаевые шкурки, драгоценный бисер в длинных зелёных связках и важно уселись, на широких беседах, покрытых меховыми покрывалами.

Хозяева не пошевельнулись. Ждут самого главного.

- Аскольд… просит дозволения… перебраться со всем родом своим… в Царьград, - бесстрастным голосом проговорил наконец первый посол, не глядя на князя.

Рюрик закрыл глаза и покачнулся. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

Гостомысл шумно вздохнул, с тревогой поглядел на Рюрика, тайком перевёл взгляд на Власку и погладил свою длинную бороду, чтобы успокоиться.

Власко метнул подозрительный взгляд сначала на гостя, затем на Рюрика, потом почему-то на отца. Уловил досаду и боль старика, но не проник в их глубину.

- Но ведь у него жена-мадьярка, - возразил Рюрик, придя в себя от столь неожиданного удара Аскольда. - Откуда же взялась дума такая? - хриплым голосом спросил он, покачав в диве головой, и ещё раз тихо повторил: - В Царьград захотел, не куда-нибудь!

Первый гость широко развёл руками и тихо пояснил:

- Аскольд дважды был в Царьграде с удачным торгом. Мадьяров-то мы отогнали далеко от Днепра, как ты и велел, а потом вот ко грекам попробовали сплавать… Получилось. И вот во время торга Аскольд там, прямо возле Святой Софии, родича своего встретил… - и, ни разу не сбившись, волох говорил и говорил, переводя взгляд с одного советника на другого, с одного хозяина на другого, ища сочувствия или покорности.

Дальше Рюрик ничего уже не слушал: всё ясно - бегут!

- А кто же в Полоцке сядет? - резко оборвал он рассказчика. Наступила минута молчания.

- Кого из вас сажает иль на моих кого глаз имеет? - с нескрываемой злостью спросил князь.

- А это уж как вы с Гостомыслом повелите, - покорно ответил гость, обрадовавшись тому, что князь нарушил молчание.

Рюрик переглянулся с новгородским посадником:

- Тяжёлая дума, - со вздохом отозвался Гостомысл. - Чем же Аскольду стало плохо во Полоцке? - строго спросил он и предположил: - Или плата за службу невысока?

- Ничего худого в Полоцке нет, - растерянно вдруг ответил посол. - Это родич из Царьграда дюже сильно манит его. Он уже третье лето кличет его, но Аскольд всё терзается: как быть, не ведает, боится вас обидеть, - как-то тихо пояснил гость и отвёл взгляд от недоверчивого взора Гостомысла.