Рыцарская сказка - [5]

Жонглер щурился, усмехался одним уголком рта и, лежа на спине, посвистывал, а когда делал паузу, птички наперебой откликались, точно он их спрашивал о чем-то, а они спешили ответить. Это было его любимое занятие — собрать лесных музыкантов, сыграть им новую песенку и послушать, что они сумеют из нее перенять. Ртутти и Трувер лежали не шевелясь, забавляясь знакомой картиной. Отличным музыкантом был Жонглер!

Вдруг раздалось громкое: фрр! — все птицы разлетелись. На полянку выкатилась ватага лохматых людей свирепого, самого разбойничьего вида. Да и не удивительно: это и были разбойники!

— Кошелек или жизнь! — вопили лохматые, окружив со всех сторон музыкантов и угрожающе размахивая копьем и мечом, потому что у них на всех был один меч и одно копье — остальные могли угрожающе размахивать только разного рода дубинами.

— Вы предлагаете это нам на выбор? — лениво потянувшись, не вставая с земли, спросил Трувер.

— На выбор! Да выбирай поживее! Не тяни!

— Чего уж тянуть?.. Можете со спокойным сердцем идти дальше, ребята. — Трувер говорил добродушно, даже снисходительно. — Так и быть, не нужно нам ни вашей жизни, ни кошельков ваших!

Самый лохматый из лохматых — атаман заревел как бык и затопал ногами:

— Да ты что? Не понимаешь? Вы путники! Мы разбойники!

Мы вас грабим!

— Да брось ты. Мы не путники, да и вы не разбойники! — небрежно отмахнулся Трувер, сел, взял в руку арфу и пробежал пальцами по струнам.

Разбойники переглянулись, похлопали глазами, не зная, что делать, да так и замерли от удивления.

На лесной полянке сквозь тихое журчание ручья вдруг послышался стройный перебор струн, точно в воздухе забегали, обгоняя друг друга, тоненькие и звонкие разноцветные огоньки нежных и чистых звуков.

Певуче печально засвистела флейта Жонглера, и, мелодично тоскуя, запела маленькая виола Ртутти.

Совсем растерявшиеся разбойники один за другим, стараясь не шуметь, расселись на, земле вокруг музыкантов, в обнимку со своими дубинами.

Трувер запел старую балладу. В ней было все, что трогает сердце каждого человека — будь то рыцарь, мужик или разбойник. Было тут и горькое расставание украдкой при луне под старым дубом, и девушка, что долгие годы напрасно все плачет и ждет, глядя на дорогу, того, кому никогда не вернуться; был и бедный странник, после долгих, долгих лет возвратившийся в дом родной, не узнанный никем, кроме старого ослепшего пса во дворе, и еще многое всякое такое. И одного разбойника задевало одно, другому опрокидывало сердце другое, третьему растравляло душу третье, так что, когда певец замолк, снова стало слышно журчание и плеск ручейка в каменистом ложе, все разбойники, еле сдерживая рыдания, хлюпали носами, шлепали губами, всхлипывали и терли мокрые щеки.

Только атаман еще крепился. Угрюмо насупившись, он хрипло сказал:

— Ладно уж, не станем мы вас убивать, раз такое дело… а все-таки нужно бы нам хоть что-нибудь у вас ограбить. По правде говоря, позарез нужно… Жрать-то нам совершенно нечего. А разбойники мы еще и верно неопытные. Поневоле пришлось за дело приняться, ведь нашу деревню Драконовы слуги обложили данью в третий раз подряд…

— Бедные вы люди! — с горячим сочувствием произнес Трувер. — С вашим-то умением разве вы заработаете себе на приличную жизнь разбоем?.. Небось в деревне ребята остались?

Разбойники застонали и безнадежно махнули рукой. Трувер встал и величаво выпрямился. Голос его зазвучал властно и вместе с тем благостно.

— Несправедливо поступают с вами Драконовы слуги, о несчастные подданные жестокосердных повелителей! Возьмите эту малость и ждите лучшего!

Безгранично щедрым движением он вынул из-за пояса кошелек, довольно тощий кошелек, но второго у всех троих музыкантов не было, — значит, движение было действительно щедрое, — и подал его атаману.

— Батюшки: Герцог!.. — горестно простонал Жонглер. — Как есть Герцог!..

— Весь наш кошелек!.. — беззвучно зарыдал Ртутти. — Опять в нем проснулся «великодушный и щедрый Герцог Альдебаранский».

А Трувер, глядя вслед удаляющимся разбойникам, ободряюще-покровительственно помахал им на прощание рукой, потом вздохнул и, опоминаясь, виновато заморгал, стараясь не глядеть на товарищей, горюющих по исчезнувшему кошельку, вместе с которым исчезли все кружки пива, ломти ветчины, похлебки и ячменные хлебцы, все их обеды и ужины: завтрашние, сегодняшние и послезавтрашние…

Весь день шли и шли они по печальной, пустынной, разоренной Драконом земле, и негде им было остановиться отдохнуть, все шли и шли, пока не наступила ночь, и наконец вдалеке па горке увидели освещенный луной замок и. приободрившись, прибавили шагу.

— Ни одного огонька в замке не видно! — сказал Ртутти, быстро семеня рядом с Трувером и придерживаясь в темноте за его штанину. — Все спать полегли! Небось и ворота на запоре!

— Запоры откроются, если мы заиграем. Еще обрадуются, когда их разбудит музыка.

Но, подойдя поближе к высокому замку, облитому лунным светом, они увидели, что ворота распахнуты настежь.

Шаги гулко отдавались в пустынном дворе замка, вымощенном каменными плитами. Черные провалы окон безжизненно и немо смотрели из глубокой тени на залитый голубым лунным светом двор. Ни стражи, ни огонька, ни живого звука, ни движения. Замок был пуст, заброшен, мертв.