Рыцари Дикого поля - [136]

— Над этим следует подумать, — согласился Хмельницкий.

35

Пока в зале «Византии» продолжался тайный передел Европы на новые империи, корабль, на котором прибывала в Крым княгиня Стефания Бартлинская, изменил курс и, вместо Кафы, приблизился к поселку, находящемуся на берегу напротив Бахчисарая.

Несмотря на заметное волнение моря, уставшая от длительного путешествия княгиня решительно потребовала от капитана, чтобы ее и телохранителей переправили на все еще далекий берег лодками, поскольку, из-за мелководья, корабль не мог пристать к берегу. Да и пристани в поселке не существовало.

Княгиня торопилась. Она не настроена была тратить время на раздумья и сомнения. К страху за свою жизнь успела привыкнуть настолько, чтобы всю оставшуюся жизнь уже не дрожать от страха. Решительная и властная, Стефания не только умела рисковать, но и любила это делать с определенным блеском. Что уже давно не оставалось незамеченным.

Все сопровождение княгини состояло из шести довольно могучих, одинаково прочно закованных в броню и молчание воинов-лучников во главе с капитаном Чеславом, которого она же сама и произвела в офицеры. К ним присоединился лейтенант турецких азабов [50] Осман. Не в меру разжиревший, ленивый и, тем не менее, достаточно властолюбивый, чтобы всегда вовремя тыкать в лицо каждому, кто препятствует возвращению княгини на родину, золотой жетон с печатью султана и требованием повиноваться и выполнять просьбы его предъявителя. Этот жетон был самым большим успехом, которого Стефании удалось добиться в Стамбуле. Ее талисманом и спасением.

Правда, капитан корабля, которому выпала честь доставлять в Крым опальную чешскую княгиню вместе с каким-то контрабандным товаром, был немало удивлен, поняв, что столь высокородная и красивая дама странствует, не имея при себе ни одной служанки.

Но еще больше он удивился, узнав от лейтенанта Османа, что двух прекрасных чешек-служанок княгиня еще в Греции, не задумываясь, уступила одному из богатых арабских шейхов за довольно приемлемую цену. Это дало ей возможность добраться до Стамбула, где при дворе султана ее встретили как союзницу, поскольку вот уже почти десять лет княгиня напропалую интриговала против династии Габсбургов, любой из представителей которой оставался яростным врагом Высокой Порты.

В селении Осман быстро отыскал дом местного предводителя и, в буквальном смысле ткнув ему в лицо жетон, потребовал немедленно добыть коней и, по возможности, хоть какое-то подобие кареты.

Повозка, раздобытая этим щедряком, больше была похожа на потрепанную цыганскую кибитку, нежели на дорожный экипаж. Тем не менее княгиня немедленно оккупировала ее и приказала гнать к столице так, словно весь Бахчисарай с ликованием ожидал ее у триумфальной арки.

Княгине действительно было под тридцать, однако выглядела она под двадцать с небольшим. Вести себя могла то как умудренная жизнью и придворными авантюрами фрейлина, то как взбалмошная шестнадцатилетняя безнравственная девчонка. Все зависело от того, в каком образе пребывала в данный момент эта неподражаемая актриса дорожной авантюры, за чью плату приходилось играть и на каких закулисных зрителей рассчитывать.

— Если бы в этом селении был хоть какой-то причал, я приказала бы подогнать корабль к нему и потребовала, чтобы хан или, по крайней мере, его первый министр прибыли на борт, — явно оправдываясь, объяснила она Осману, который сел рядом с ямщиком-татарином, владельцем этой разбитной каруцы.

— Хану это могло бы показаться неслыханной дерзостью, — Осману все еще трудно было понять и смириться с неукротимой фантазией своей повелительницы. Что, однако, не помешало ему, оставив солдат на корабле, самовольно присоединиться к Стефании, чтобы, потрясая султанским жетоном и распугивая татар своим сельджукским происхождением, прокладывать княгине путь к ханскому двору.

— Дерзостью было бы, если бы я захватила корабль, который мы оставили, и приказала капитану подниматься вверх по Дунаю до берегов благословенной Чехии. Но ведь я этого не сделала. Постой, — осенило ее. — Чеслав, — подозвала она капитана своих стрелков — закованную в сталь громадину с загоревшим, цвета турецкой черепицы, лицом. — Сколько там, на корабле, было моряков?

— Человек сорок, — прохрипел Чеслав таким дремучим и невнятным басом, что после каждого слова его богобоязненный христианин обязан был испуганно креститься.

— И сколько азабов? — обратилась к Осману.

— Тоже около сорока.

— Какого же черта мы не захватили его?! — возмутилась Стефания. — Вас семеро вооруженных воинов. По крайней мере, семерых вы могли бы выбросить за борт, остальных я заставила бы служить нам.

— И выбросили бы, — позевывая, хрипел Чеслав. «Выхрипывая» свои слова, он всегда зевал, а зевая, хрипел, словно раненный в шею тур.

— Тогда как остальных я заставила бы перейти на нашу сторону.

— И заставила бы.

— Так почему же мы не овладели этим кораблем?

— И овладели бы, — полусонно кивал Чеслав, не обращая внимания на то, что, высунувшись из кибитки, Стефания огорченно оглядывалась назад, туда, где с высоты взгорья, на которое они поднялись, вновь открывались мачты медленно уходящего на юго-восток судна.